Миргород (сборник)

X <ГЛАВА IX ПО ОКОНЧАТЕЛЬНОМУ СЧЕТУ

Никто не узнал в городе, что половина запорожцев выступила в погоню за татарами. Видели с магистратской башни стоявшие часовые, что потянулась часть возов за лес; но подумали все, что [[сам<и>] КАБ2] козаки готовились сделать засаду; [[и] КАБ2] то<го> же мнения был и сам французский инженер. А между тем в городе стал оказываться значительный недостаток в съестных припасах. Слова кошевого оправдались. Казалось, по обычаю прошедших веков, войска, вступая в город, не слишком разочли, что им нужно и для них, и для граждан. На заре положили сделать вылазку, но довольно неудачно: половина была тут же перебита козаками, а половина прогнана в город ни с чем. При всем том вылазка доставила городу пользу: пользуясь ею, жиды узнали, бог знает, каким средством, что в таборе осталась только половина [[в<ойск?>] КАБ2] запорожских <войск?>, а другая половина пошла вовсе не в засаду, а в погоню за татарами. Это придало бодрость и всем, и полковникам вместе со всеми военными старшинами.

Тарас видел уже по всему, что в городе что-то готовилось, и не сомневался, что неприятель выйдет в поле, и потому дал приказ строиться всем в три таборы, окружив себя возами в виде крепостей—род битвы, больше всего удававшийся запорожцам, в котором они были непобедимы. В сторону от возов велел Тарас убить часть поля острыми кольями, изломанным оружием, какое попадалось на битвенном поле, копьями и прочими остриями, чтобы нагнать потом на них неприятельскую конницу; а части своего полку и двум куреням велел засесть в засаду, чтобы, как только неприятели завяжут [[дело] КАБ2] перестрелку с таборами, ударить им в тыл. Отдавши приказ, что и как должен делать каждый, Тарас захотел сказать еще короткую речь [[к] КАБ2] козакам не для того, чтобы ободрить и свежить: знал он, что они все и без того крепки духом; а так просто хотелось высказать самому всё, что было на сердце.

"Хотелось бы мне вам, паны-братья", так начал говорить Тарас: "сказать, как важно [[наше] КАБ2] товарищество и что такое оно есть на самом деле. Вы знаете все, в какой великой славе была земля наша. Были князья царского рода, пышные города и храмы божьи: всё разграбили и опустошили бусурманы, всё пропало, ничего нет. Остались мы сирые и [[земля] КАБ2] святая старая земля наша, также сирая, покинутая. И подали мы руку на братство, чтобы, как вдовицу беспомощную, как дряхлую мать, защитить от посрамленья. Вот, братья, на чем стоит наше товарищество, [[товарищество, — святое дело] КАБ2] которое и без того уже есть святое дело. Нет сильнее уз товарищества. Любовь материнская, отцовская — всё не то: и зверь любит дитя свое. Но выбрать себе родство по душе, а не по крови, может только один человек. Везде, во всякое время, и во всякой земле, водились товарищи; но таких товарищей, как в Русской земле, таких нет; есть, да не такие. Может быть, случалось вам пропадать на чужбине, в плену или так, <по> своей воле, — видишь: и там тоже люди, сначала свыкнешься с ними, а как разговоришься о том, о чем бы хотелось разговориться в сердечную минуту — видишь: нет! умные люди, а не те; такие же люди, а не те. Нет, братцы, так любить, как русская душа, любить не умом, а всем, чем дал бог, что ни есть в тебе, любить всею душою, — так любить никто не может. Конечно, теперь подло завелось на [[святой] [родной] КАБ2] земле. Думают только, как бы целы были хлебные скирды, да при них были бы конные табуны их, овечьи стада, да стеновые хутора; перенимают, чорт знает, какие бусурманские обычаи, гнушаются говорить языком своим. Милость короля, а чтобы еще более сказать по правде, милость польского магната, который желтым чоботом своим бьет их в морду, для них дороже всякого братства. Но у последнего падлюки, каков ни есть, потерявшего имя человека в низкопоклонничестве, есть и у него, — будь только он русского рода, а не какая [[иноземная] КАБ2] чуждая примесь, — есть чувство в душе. Хоть <что> хочь говори, а я стою, что есть русское чувство и когда-нибудь да проснется оно [[в нем — и ударится] КАБ2] и схватит он, горемычный, обеими руками себя за голову, и вскрикнет и проклянет он всю подлую жизнь, готовый смертными муками искупить [[покрытые позором] КАБ2] позорные дела свои. Так пусть же теперь знает всё бусурманство, что такое значит товарищество в русской земле и как стоят в ней брат за брата. Если уже умирать, так пусть они придут, посмотрят, как мы будем умирать. Да никому же из них [[и] КАБ2] не доведется, и во сне не приснится так умирать, как станем умирать. Никому, никому! Пусть они и не думают о том, и в мысль пусть о том не приходит то нестаточное для всякого другого. Нечеловеческих сил ему нужно для того. Нет! не доведется никому так умирать, как русскому. Никому, никому". [[никому] КАБ2]