Мириад островов

— Разумеется. Вся ночь впереди — неужели посвящать её одному сну? И одним ласкам?

— Да я, собственно, и против и одной этой двоицы. Но ладно.

Обе уселись на кошму, подоткнули под себя разбросанные подушки.

— Вот ты, Гали моя, верно понимаешь. Скондский Амир Амиров перед королём Кьяром — не, так сказать, второй из равных, не подмандатный владыка.

— Это ты потому говоришь, что король у нас в древности был первый из равных? — Галина чуть наморщила лоб. — А позже кардинал Ришелье сносил герцогские и баронские фамильные гнёзда, чтобы подчинить их своему Людовику Тринадцатому.

Возможно, Орри не поняла всей конкретики, но на суть дела отозвалась:

— Да наш Кьяртан с его Советом — вовсе не абсолютный владыка. Такого бы вертдомская земля не потерпела. Просто его голос многое значит, и свою долю в торговых и воинских делах наш король имеет. Буде случатся эти воинские дела: банда какая-нибудь заведётся или твои соотечественники чересчур понагличают. А вот Амир Амиров…

Она сделала паузу.

— Амир и вообще выборная должность. Распорядитель без права наследования. И дело его, грубо говоря, — связывать всё со всем в Сконде.

— Республика под маской монархии? Ха. Под паранджой?

— Нет. Скорее то, что у вас в Рутене именуется Халифат Праведных. Слово великого амира — всё равно последнее. Но это пока его чтут как достойнейшего. В Кьяртане чудно смешались все царственные крови Вертдома, в том числе и малая толика скондской, но он владычествует в Сконде не по праву, а для чести. Амир Амиров кладёт свою печать поверх остальных печатей, наш Кьяртан — в точности рядом, но уголок амирской всё-таки захватывает. А теперь слушай, отчего такое повелось.

— Я слышала, что его дед Ортос имел девочку от простой скондки. И когда она выросла, Моргэйн-отцеубийца…

— Да, мейсти Эстрелья вышла за сына Ортовой королевы Библис прямо на эшафоте. За миг до того, как ему с величайшим почтением и бережностью отрубили голову. Уединиться после венца им было позволено, чтобы сделать законным плод, по всей видимости зачатый будущей королевой несколькими днями раньше. Но ты не особо вникай в обстоятельства — таких вещей ваши рутенцы не жалуют, считают греховным смешением крови. И речь сейчас пойдёт вовсе не о них.

Орри слегка вздохнула, настраиваясь на былинный лад.

— Рассказывают у нас на островах, что давным-давно коренные скондцы рождались куда больше похожими на ба-нэсхин лицом и телом, чем ныне, и были смуглы и прекрасны. В те времена самое большое их племя похвалялось перед всеми, что некий ковчег с духами, летящий по воздуху, приземлился в его степях и принёс ему вышнее благословение. Чтобы укрыть его, построили те люди большие города за мощными стенами, а в них и вовне — храмы в виде креста, глубоко врезанного в скалы. Такой храм может разглядеть во всей красе только сильная птица — орёл или кондор. А ещё они возвели узкие обелиски, похожие в одно и то же время на дерево ель и на многоярусные башни — так выглядели их дворцы и укреплённые замки. Для чего было сотворено такое — неизвестно. Магия, пожалуй.

После того решил господин этой страны, что имеет он священное право нести новый свет другим на остриях клинков, стрел и копий и что будут его люди на этом пути мало уязвимы, ибо свет этот — от господина всех господ. Вторгся со своими войсками в окрестные земли, где жили в ладу нохри, иллами и люди Матери, и покорил их. Стал насаждать свою веру и вытеснять другие. А оттого запустел и притих Сконд, и жители его окраин, изнурённые войной, совсем обнищали. Король же не много о том ведал: беженцев к нему не допускали ни на бросок камня, ни на полёт стрелы.

А надо сказать, что был король Кахва ещё молод и не имел супруги, ибо питал неприязнь ко всем женщинам в мире. Лишь убивать и состязаться в силе — со зверем ли, с человеком — любил он во всём белом свете. Каждый день рано поутру выезжал Кахва из ворот своего укреплённого дворца, окружённого рвом, на охоту, и всякий раз окружали его самые блистательные из придворных, а впереди его коня поспешали борзые или гончие псы, взятые псарями на длинную сворку.

И вот однажды псы не захотели бежать далее опущенного моста. Они рванулись с поводка, звонко залаяли, замахали поднятыми хвостами и сгрудились у какого-то свёртка, довольно грязного с виду.

— Эй, назад! — крикнул один из охотников и стал оттаскивать гончую. Так же поступили и другие. Свёрток развернулся наподобие большого ёжа в серых иглах лохмотьев — и глаза нищенки встретились с глазами короля, который в это время как раз поравнялся со слугами.