Но голос Салиса так далек, ему не прорваться через безумную какофонию знаков…
Открыв глаза, вяло наблюдаю за скользящей в небесной вышине темной тучкой. Чувствую, что скоро меня начнет тошнить от этого вкуса. Тьфу, а ведь сперва он казался даже приятным.
— Он пришел в себя! Пришел! — Равнодушно поворачиваю голову немного вбок. Салис с бледным лицом и синими губами подпрыгивает на месте и машет кому-то руками. Что суетится, спрашивается? И как я оказался на этом лугу? Мысли скользят неторопливо, отрешенно.
— Бер… Дим. Посмотри на меня!
Это, кажется, Вим, но мне безмерно лень что-то вообще делать.
Кто-то берет мою голову, обхватив ладонью за затылок, и немного приподнимает. Лицо деда прямо у моего носа. Пусть он уйдет, небо такое красивое и тихое. Как же приятна тишина.
— Очнись! — Удар ладонью по щеке. Вроде по моей, судя по тому, как дергается мое поле зрения. Плевать. Отстаньте от меня все. Но открывать рот и что-то просить выше моих сил. — Очнись ты! — Еще удар.
Хи-хи, а мне не больно, курица довольна. Пожалуйста, ну оставьте меня в покое…
Сухие, жилистые ладони переворачивают меня на живот. Ну вот… Мне плохо. Верните небо… Кто-то проводит пальцами по спине. Отстаньте. Внезапно все тело взрывается от острейшей боли! Судорога пробегает по позвоночнику, мышцы рвутся, трещат косточки.
— А-а-а! Вашу ж мать!
Равнодушие резко меня покидает. Секунда — и я скачу по поляне на одной ноге, пытаясь дотянуться до места под лопатками, из которого льется эта невыносимая, пульсирующая боль.
Мои попытки унять источник боли прерывают самым грубым образом. Очередное подпрыгивание, и вместо земли под ногой я ощущаю эту землю пятой точкой. Дедушка Вим, будь он неладен, снес меня подсечкой, как заправский футболист подкатом. На этом старик не остановился, моя шея оказалась в железном захвате. Рывок, что-то хрустнуло, и боль ушла.
— Повезло тебе, малец. — Этот странный дедок держит мою голову у себя на коленях. — Как есть везунчик ты.
— А-а, э-э… — Язык плохо слушается команд разума. — Чифо слуфило…
— Тебя настигла падучая Древних, — скороговоркой тарабанит Салис. — Мне говорили, что она возможна только у детей! Я не знал…
— Да ничего страшного, ивир всегда под боком.
Дар речи полностью вернулся ко мне. Пытаюсь утешить чтеца.
— Мы в тебя влили семь капсул, Дим, семь… — качает головой Вим. — Ты был мертв двенадцать минут, малец.
— Как мертв?
Не понимаю, я же жив, это явно не ад и уж тем более не рай, с такими-то лицами рядом.
— Трупом был. И ивир не помогал, пока мы не догадались вынести тебя с завода.
— Но… Но двенадцать минут!
Это же уже все, я должен был стать «овощем», мозгу положено умереть от кислородного голодания, разрушаются связи.
— Неисповедимы пути Древних, все в их власти… А теперь поспи.
— Но я…
Дед нажимает на какую-то точку на шее, и я отключаюсь, будто робот какой.
Это начинает раздражать. Безмерно. Я что, барышня кисейная? По несколько раз на дню валиться без чувств? Тьфу. Что ж так темно-то! Ни зги не видно. Протираю глаза, неужто ослеп? Но стоит мне попытаться встать, как стукаюсь головой о что-то. А-а-а! Твою дивизию! Меня похоронили заживо? Судорожно ощупываю пространство вокруг меня. Так и есть, я в чем-то похожем на гроб!
— А-а-а! Выпустите меня! Я живой! — В панике стучу ногами и кулаками по холодному пластику.
Вдруг что-то щелкает, и верхняя часть «гроба» с тихим шипением отходит вбок.
— Не ори. — Свеча в руках Вима нестерпимо режет глаза, привыкшие к абсолютной темноте. — Вылазь отсель. Голову береги, тут низкие потолки.
И правда, как только выбрался, пришлось согнуться чуть ли не вдвое, чтобы не врезаться в потолок. Где мы? Землянка какая-то, ей-богу. Только в центре ее длинный, почти в три метра, цилиндр, мерно гудящий, с блеклыми точечками разных цветов. В нем я и находился, судя по всему.
— Иди за мной. — Послушно следую за стариком. О, лестница, деревянная. — Прищурься. — Мне нетрудно.
Резкий свет на миг слепит, несмотря на плотно закрытые веки. На ощупь поднимаюсь по шатким ступеням.
— Ляг на пол, полежи. И главное, моргай часто-часто. Поможет.
Тьфу, откуда он взялся, знаток.
Судя по всему, я нахожусь в доме Вима. Привычный по подворью Тука вид в этом домике. Необлагороженные стены, кирпичная печь с дымоходом по-белому…
— Пришел в себя?
— Да, вроде все в норме.
Я и правда чувствую себя изумительно, как заново родился.
— Садись за стол. — Пристраиваюсь на табуретке. — Пей.
Принюхиваюсь, в предложенной кружке на дне плещется грамм пятьдесят самого натурального самогона. Морщусь.
— Пей, я говорю.
Ну, надо так надо. На удивление, алкоголь легко проскакивает, по телу разливается приятное тепло.
— А теперь слушай. Внимательно слушай.
С Вимом происходит разительная перемена. Только что рядом со мной сидел добряк дедуля, а сейчас… Сейчас я смотрю в холодные, расчетливые глаза. Такие я видел не раз у Сергея Палыча, начальника аналитического отдела службы внешней разведки, да у отца. Передо мной сидел матерый, опытный волчара, умный, многое повидавший, опасный, как рота спецназа.
— Слушаю.
Назвать его сейчас дедушкой не поворачивается язык.