Я сжал кулаки покрепче и бросил недружественный взгляд своему отображению. Но он, тот второй я, по-прежнему ровно смотрел на меня. В раздражении я начал искать свою шляпу, чтобы поскорее убраться оттуда. Так и не найдя ее, я еще раз взглянул в зеркало. Тот второй заблаговременно знал, что я не найду ни шляпу, ни Мириам. Но я рад, что он не показал мне своего превосходства.
Лифт, в котором я спускался, остановился на третьем этаже. В него зашел портье, и, смутившись моего раздраженного вида, сразу же спросил:
– Господин, у Вас все хорошо? Вам нравится Ваш номер? Могу ли я Вам как-нибудь послужить?
Я набрал воздуха в легкие поглубже и затем спросил:
– Скажите, как еврейский народ именует Бога?
– Элохим, господин. Яхве. В Торе упоминается десять священных имен Бога.
– Ясно, – перебил его я, и многозначительно закивал.
– Я могу еще чем-нибудь быть полезным? – после непродолжительной паузы поинтересовался портье.
– Да. Будьте добры, уберите зеркало из моего номера.
До старого города 10 минут пешего ходу. Солнце печет в голову, и лишь поодинокие дуновения ветра приносят облегчение. По дороге я рассматриваю людей. Они выглядят такими, какими я их себе и представлял: ультраортодоксы в узких брюках, шляпах и с пейсами; прелестные женщины в длинных черных юбках и с прикрытыми черным платком густыми волосами; молодые парни и девушки в коротких шортах и с пирсингом в пупках. «Элохим», – прокручивал я десятки раз у себя в голове. Я чувствовал, что создан из одной энергии вместе с этими людьми. Пока я шел, я думал, будь я не в человеческом обличии, тогда кем бы или чем я был бы? В пучине мирской суеты я был бы воздушным пространством между людьми. И когда я видел бы, как мужчины пожимают друг другу руки, даже не касаясь друг друга, я чувствовал бы себя самым важным. Я был бы светом из окна, который будит Мириам по утрам, когда она забывает закрыть перед сном шторы. Был бы биением сердца новорожденного и биением сердца умирающего. Если все сущее и вправду жаждет жить и познавать себя как крохотную частицу этого мира, то тогда я был бы мирозданием, которое не раскрывает свои секреты, но приподымает занавес, чтобы люди могли увидеть свои заблуждения о том, что есть мир и что есть мы. Люди Земли живут во мне, и я живу в них. Мы единое тесто, из которого Бог на ужин испечет себе хлеб. Благословенна наша нега, ведь в неведении мы находим свой покой. Я верю, что придет день и пелену с наших глаз снимут, как кожу с тела Насими9
. Чем был бы я тогда? Ожиданием.