Мирянин

– Антон Сергеевич подписал доверенность, пришлось вызывать срочно местного нотариуса. Все дела отныне в ведении Натальи Васильевны. Не представляю, как вы управитесь с таким гигантским наследством? Я бы мог рекомендовать хорошего управляющего…

– Ну как вам не стыдно! – перебил я Анохина рассчитанно грубо. – Нашли время. Понимаю, у вас свой интерес. Но учтите, Наталью Васильевну я в обиду не дам. Я, может, человек от бизнеса и далекий, но посчитаться в случае чего не испугаюсь.

– Да-да, конечно, вы, безусловно, правы. Но я и в мыслях не имел никакого обмана. У меня репутация, все знают, можете навести справки, – торопливой скороговоркой запричитал Анохин.

А я опять увидел – теперь уже в его глазах – непонятный страх передо мной, какой до этого наблюдал не однажды в лице моей Наташи.

Перед нами стоял вопрос: что же отныне делать дальше? Антона увезли. На Мадейре оставаться не имело смысла, мы и так просидели здесь два месяца. Меня ждали дела в Москве, Наташу – хлопоты по наследству, Анохина – другие потерпевшие клиенты.

Хотите смейтесь, хотите нет, но злополучное изумрудное ожерелье так и осталось при Наташе. Никто и не думал его отбирать или в качестве улики арестовывать. Салазар сказал мне в ответ на мое любопытство, что Талдыкин при свидетелях сделал ей подарок, так что вещь теперь исключительно в неоспоримом владении сеньоры, только ей, наверное, придется уплатить налог на русской таможне. И еще Салазар поведал мне, как ему жаль, что я уезжаю (врал, скорее всего), что вряд ли мы увидимся когда еще раз (тут он был прав), что неплохо бы выпить на прощание (тут я согласился, поставив в условие, что ни грамма мадеры).

Агентство заказало нам билеты на послезавтра. Транзитом через Вену с двухчасовой пересадкой, что было очень удобно. Анохин улетел в тот же день вечером, его действительно ждали дела. А я перед отъездом, как и обещал, выпил на прощание с Салазаром и еще раз сходил на могилу к Фиделю. Остальное время проводил только подле Наташи. Помогал упаковывать вещи и утешал, как уж мог. Она собрала все, что принадлежало Тошке и не понадобилось ему с собой в тюрьму, даже негодную бритву не захотела оставлять.

У меня еще была забота, точнее не очень приятная обязанность, которую я взял на себя. Спасибо Салазару, без его помощи я бы не управился. Надо было организовать доставку еще кое-какого груза – с нами предстояло лететь четырем оцинкованным гробам и чемоданам с вещами, у которых больше не было хозяев. Ужасный груз, но на моих руках он оставался только до Москвы.

В день отъезда мы встали пораньше и вышли на пирс. Я и Наташа, и я держал ее руку в своей. Мы смотрели на скалы, где умер Ника, и молчали. На том самом месте, где началась эта безумная история, и у меня не хватило бы духу сказать, что история эта отныне закончилась. И я позвал:

– Наташа?!

– Что? – Она не повернулась ко мне, и голос ее прозвучал, как эхо.

– Я тебя люблю, – сказал я, будто произнес единственную истину на свете, которую так долго и безуспешно искали на земле мудрецы.

Она не ответила. Молча отняла у меня руку. Потом также безмолвно пошла прочь. Но через пару шагов оглянулась испуганно.

– Не беспокойся, я иду за тобой, – ответил я и поспешил следом.

Лимузин и носильщик с нашими вещами уже ожидали нас у парадного подъезда. Мы отправились в аэропорт.

Часть третья и последняя ОБРАТНЫЙ ГОРИЗОНТ

Вот уже полчаса мы были в воздухе. Погасло предупреждающее табло, стюардесса стала разносить напитки. Хотя я и Наташа летели бизнес-классом, но самолетик был совсем небольшой, тесный, и удобств особенных не предполагалось. Впрочем, я легко обходился без них, тревожась только за Наташу. Она сидела рядом со мной у окошка, такая тихая и измученная, что я даже чуть не расплакался от жалости и любви к ней. Ну ничего, у нас еще все впереди. Успею пожалеть, успею всю ее утопить в своем обожании.

А вы еще ничего не поняли? Бедный мой, грустный читатель, мне искренне жаль вас. Так уж и быть, раскрою вам тайну. Великую тайну Алексея Львовича Равенского, без пяти минут профессора и совершенно свободного человека. Я никакой не святой, что и доказал на деле. Спросите, что же это за дело такое? Ха! Ведь это я, именно я, и никто иной, совершил те первые два, невероятно загадочные убийства! А это уж после они сами стали истреблять друг друга, я только немного помог. Здесь словом, там, опять-таки, действием. Или бездействием, лучше сказать.