Это действительно было великолепно. Я не великий знаток женских драгоценностей, но objet d’art отличить могу. Даже на фотографии. Изумрудное, с мелкой бриллиантовой россыпью колье в виде змейки с неспешно извивающимся тельцем, нежным, но не слишком тонким, ярко-желтого золота, вылепленного солнцем. Камни были крупными, очень зелеными, видно и по фотографии, преимущественно овального рисунка, в верхней части ожерелье утончалось к застежке, а в нижней напротив ложилось массивной змеиной головой. У меня захватило дух. Если я и сомневался хотя бы несколько, для кого именно Юрасик собрался раскошелиться на полмиллиона, то теперь всякие сомнения отпали. Драгоценность предназначалась Наташе, и ей одной. Никакой другой женщине на свете не могли бы соответствовать эти великолепные, струящиеся изумруды. Они подходили друг другу так же непреложно, как вздыбленная на эмблеме лошадь – мощному «Феррари», а церковный благовест – колокольне. Все же Юрасик – псих ненормальный, что само по себе редкость в его родовой среде! – подумалось мне с некоторым раздражением. Впрочем, Наташа могла лишить практического рассудка не только надутого деньгами балбеса, но и ответственного отца семейства. Если бы она только знала, вместе со мной посмеялась. Но наверняка у нее еще будет шанс. Насколько я понял, Юрасик скоро получит эту изумрудную феерию на руки, и его будет ждать крайнее разочарование.
Мне, однако, предстояло выяснить и кое-что еще. К тому же неудобно было молчать. Вежливость требовала от меня делать вид, будто я и далее собираюсь обременить дорогостоящим заказом славный дом «Булгари». Я обратился к Габриэлю:
– И сколько времени займет, скажем, изготовить подобный шедевр?
Габриэлю польстило слово «шедевр», и он рассыпался в обещаниях, что такая работа может быть исполнена в рекордные сроки, скажем, недели за две – за соответствующее вознаграждение. Только, к несчастью, не такая в точности, потому что одинаковые камни достать неимоверно сложно, и ожерелье выйдет ничуть не более дешевым, но просто другим. К тому же, возможно, моей даме совсем не пойдет изумруд, женщины в этом смысле капризны. Некоторые предпочитают исключительно бриллианты, притом цветные, а некоторые только темные сапфиры. У него случилась в клиентках одна привередливая американка, которая ничего не желала знать другого, как только крупные рубины и непременно четырехугольной огранки.
– Моей даме подойдут обязательно изумруды. У нее зеленые глаза, – успокоил я Габриэля. – Подойдут – не то слово!
– Можно даже подумать, что у сеньоров одна и та же дама, – пошутил менеджер, как бы намекая на сходство вкусов у меня и у моего предполагаемого друга. – У его дамы тоже зеленые глаза и очень красивые.
– Это он вам наплел? Не верьте ему, мой друг здорово склонен приукрашивать реальность. – Не знаю, какими глазами располагала его сожительница с четырьмя детьми, но им по-всякому было далеко до Наташиных. А выдавать Наташу за свою даму – это мне показалось недопустимой наглостью со стороны Юрасика.
– Я сам видел, – обиделся вдруг Габриэль. – Очень красивые глаза и очень зеленые. Но может быть, глазам вашей дамы они и в подметки не годятся, – наспех примирительно согласился он, видимо, вспомнив, что клиент всегда прав.
– Кого это вы видели? – спросил я, смеясь. Неужто Юрасик принес с собой Наташину фотографию?
– Как кого? Видел и даму, и глаза! – гордо признался менеджер Габриэль. И вдруг точно спохватился: – Сеньор решил, что драгоценный шедевр готовился сюрпризом? О, нет! Это не так!
– Что вы имеете в виду? – спросил я не своим голосом, еще отказываясь понимать.
– То, что дама сама и выбирала вариант. Боюсь, вашему другу это оказалось бы не по плечу. Но он был великолепно щедр и очень в нее влюблен. У меня на подобные вещи нюх, – горделиво сообщил мне Габриэль. – И уж поверьте, ЭТА дама стоила каждого потраченного на нее евро! Ваш друг – молодожен? Им чаще свойственна расточительность.
– Нет, не молодожен. – Я и сам не понимал, как мне удавалось говорить. – И эта дама не его жена! Она… Это не важно.
Я не очень вежливо вскочил со своего места, спотыкаясь о собственные ноги, бросился к выходу. Не прощаясь и не обращая внимания ни на что больше. Габриэль смотрел мне вслед, разинув рот, но не остановил никаким вопросом. Видно, понял, что случилось нечто страшное и он случайно выболтал какую-то ужасную тайну.