Мирка

«Товарищ Пивонька, почему вы такой желтый?»

«Не прерывай, Весела, — говорит абсолютно желтый Пивонька, — ответь мне, Весела, как желтая ведет себя с синей?»

«Как желтая ведет себя с синей? Извините, этого я не знаю, ну, должно быть, вежливо. Но, возможно, она ведет себя и невежливо».

«Святая Мария, товарищ Пивонька, куда вы снова лезете? Люди добрые, он прыгнул в синюю краску! И снова проносится между валиками, вниз-вверх, вниз-вверх, вот он снова становится тонким, как бумага, и снова стоит на машине. Но теперь он зеленый, совсем зеленый».

«Видишь, Весела, желтая с синей дают зеленую. Повтори это, Весела, вслух, пусть это слышит ваш руководитель».

И Мирка повторяет:

«Желтая относится к синей таким образом, что изменяется в зеленую, и прошу вас, пани, не толкайте меня, а то я упаду в краску. Ах, это ты, Пепичек? А ну-ка скорей домой, детям сюда входить строго запрещено».

«Весела, не отвлекайтесь, а следите за объяснениями!» — Это кричит учитель Споуста, прозванный Споустином.

«Этот еще будет меня поучать! Что я, школьница?! Где вы? А, вот. Пивонька уже снова проплывает между валиками. Все вращается, машина гудит. Пивонька — синий, как мама, когда она идет на работу и надевает форму; но Пивонька, пожалуй, посветлее — как стюардессы в аэропорту. Прыжок — и он снова исчез. Окунулся в красную».

«Весела, как относится синяя к красной?» — кричит Пивонька, проскальзывает между валиками и становится тонким, как бумага.

«О Господи, ну и людей набралось! Не толкайте меня! Товарищ Пивонька стал фиолетовым, потому что перед этим был синим, а потом красным, а синяя с красной дают фи-ла… фиа… фиа-яловую — нет, не яловую, я перепутала…»

«Не смейтесь, Весела, или в наказание пойдете в кино!»

«Кто он, этот господин, что так кричит? Может быть, это директор типографии? Но у того нет фиолетовых усов и он не носит высоких сапог и кружевного воротника, как у трех мушкетеров».

Внезапно машина остановилась, колесики докрутились, фиолетовые валики со всхлипом вздохнули, а Пивонька очутился наверху, на машине под надписью «Курить запрещено». Он зажигает сигарету и говорит:

«На этом закончим! Кто теперь последует моему примеру?»

Мастер разглядывает людей. Куда он ни посмотрит, там тотчас становится темно. И вдруг кто-то выкрикивает из тьмы:

«Пани Бубеничкова!»

«Нет, — решительно отвергает мастер Пивонька. — У пани Бубеничковой не подходит вес. У кого подходящий вес? Это должна быть офсетная, восьмидесятиграммовая!»

И тотчас всюду становится светло. Вокруг машины полным-полно народа, трамваев и троллейбусов. За ротационной машиной Вацлавская площадь с музеем, на возвышении перед музеем собираются люди и все кричат:

«У Веселой, у Веселой подходящий вес!»

«Нет, нет! Я не хочу быть тонкой, как бумага! — кричит Мирка. — Я не хочу быть тонкой, как бумага!»

Мастер Пивонька снимает очки и улыбается. Внезапно машина исчезает, и Мирка оказывается в наборном цехе. Да, это он самый, им его показывали утром. Только возле наборных машин нет наборщиков, а вокруг снова полно народа в праздничных платьях. Все стараются держаться серьезно, сжимают в руках цветы и смотрят на мастера Пивоньку.

«А это — наборный цех, — говорит мастер Пивонька. — Разрешите, уважаемые товарищи и милые друзья, передать слово товарищу Биляку, мастеру наборного цеха».

Торжественным жестом он что-то передает мастеру Биляку. Сначала это что-то большое и неуклюжее, как венок, но постепенно оно начинает уменьшаться и становится почти невидимым. Но Мирка знает, что это он передает слово.

Мастер Биляк принимает невидимое слово, снимает берет, засовывает слово в него и берет снова натягивает на голову Пивоньке. Вот Биляк кланяется и церемонно провозглашает:

«Позвольте мне, уважаемые и дорогие, перед своим выступлением предоставить слово присутствующему здесь товарищу Петерковой».

«О Господи, снова Петеркова!»

«Мальчики, мальчики, тихо!» — говорит Петеркова строгим голосом, хотя тишина царит как на похоронах.

«Что с ней случилось? Почему она смотрит на меня так зло? Это, наверное, потому, что я сказала, что люблю ее больше всех других учителей…»

«Весела! — говорит учительница Петеркова. — Весела, почему ты скрыла от нас свое отношение к Михалу Барте? Отвечай, Весела!»

У Мирки подкосились ноги. Она чувствует, как бледнеет от страха, и тотчас лицо заливает краска. И именно в тот момент, когда Мирке кажется, что все пропало, мастер Биляк поднимает над головой фотоаппарат, нажимает на кнопку и… Все машины внезапно начинают работать, кто-то пронзительно смеется, и Мирка дрожащим голосом говорит:

«Товарищ учительница, извините, о каком отношении вы говорите, это просто мой друг…»

«Это слово раз и навсегда выброси из головы, Весела! Никакой дружбы не существует, не су-щес-тву-ет! Признавайся, что Михал Барта твой жених!»

«Но, святая Мария, товарищ учительница, не хочу я никакого жениха, я-то лучше знаю! Я хочу друга, — кричит Мирка, — не жениха, а друга!»

«Весела, не отрицай, Михал тебе нравится, и Кулганкова это подтверждает».

«Кто это Кулганкова? Какая еще Кулганкова? — думает Мирка. — Не знаю я никакой Кулганковой».