Мирная профессия

– Скорее всего. Если его с какой-нибудь девицей застукали и предложили на выбор – либо жена обо всем узнает, либо он поможет получить коды… запросто мог сломаться, – Анатолий вздохнул. – Эх, Борька! Мне-то он мог бы все рассказать! Глядишь, вместе и придумали бы, как выкрутиться.

– Толя, я не понимаю, – вздрогнула Лена. – Ты что, простил его? Ведь он тебя предал.

Анатолий ответил не сразу.

– Не так все просто, Леночка, – заговорил он наконец. – Знаешь, мы ведь с Борькой познакомились, когда документы в институт пришли подавать – он в очереди за мной стоял. И с тех пор, пятнадцать лет вместе. Полжизни почти. Так что все эти философские категории: простил – не простил, предал – не предал, они здесь не подходят. Да, предал. Но что я теперь, вот так, возьму и половину своей жизни вычеркну, как будто ее и не было? Не знаю, я так не умею. И жалко этого дурака. Борька ведь только на вид такой важный был, солидный, уверенный в себе. На самом деле, он слабый. А шантаж, это страшная штука, его не каждый может выдержать.

– А ты?

– Честно? Не знаю. До сих пор, бог миловал, да и нечем, вроде, меня шантажировать.

– Подожди, Толя, но тогда получается… – она замолчала.

– Что получается?

– Получается, что Бориса шантажировал Михал Михалыч? У меня такое в голове не укладывается.

– А то, что он Бориса зарезал, у тебя укладывается? – Анатолий улыбнулся, но глаза у него оставались грустными.

– Нет, – покачала головой она. – Но удар ножом… понимаешь, это я, хоть с трудом, но могу себе представить: состояние аффекта, нервы не выдержали, схватил первое, что под руку попалось, ударил, а оказалось – нож. А шантаж, это совсем другое. Сознательно, продуманно, загонять человека в угол, ломать его… Не знаю, на Михал Михалыча это не похоже совсем. Он добрый.

– А кто злой? Вот ты говоришь, на Михал Михалыча не похоже, а на кого похоже? Кто у нас в фирме способен на шантаж? На предательство? На убийство, наконец?

С минуту Лена напряженно размышляя, потом плечи ее беспомощно обмякли.

– Я так не могу, – сказала она очень тихо, почти шепотом. – Я не знаю. Все свои, вместе работаем, всем можно верить… и никому.

– Я тоже не знаю, Леночка, – он дотянулся, коснулся кончиками пальцев ее щеки. – И вообще, у меня сейчас такого чувства, как доверие, бо-ольшой дефицит ощущается. После того, что Борька натворил, никак не получается у меня кому-нибудь верить. Кроме тебя, разумеется. Ты идешь вне конкурса.

– Почему? – глупо спросила она. И тут же испугалась: то, что нельзя принуждать мужчину к признаниям, она поняла еще много лет назад. Так зачем же сейчас повторять ту давнюю ошибку? В лучшем случае, он уйдет от ответа, а в худшем… Лена покраснела и торопливо добавила: – Впрочем, не имеет значения. Не отвечай, не надо.

– А я, если честно, и не представляю, что тут можно ответить, – похоже, Анатолий не обратил внимания на ее волнение. – Просто ты есть. И я не могу с этим ничего поделать. И не хочу.

И что спрашивается, порядочной женщине после таких слов, любимым мужчиной сказанных, делать? Самое логичное, разумеется – это быстренько стянуть с себя одежонку и нырнуть к нему в постель. Ах да, у него же рука сломана! Это немного осложняет ситуацию. Тогда, может, хотя бы обнять его? И поцеловать? Хотя, кто его знает, что он имел в виду? «Ты есть, и я ничего не могу с этим поделать»? Вообще-то, на объяснение в любви это мало похоже. На самом деле, это вообще ни на что не похоже! А Толя так смотрит…

Спасла Лену резкая, требовательная соловьиная трель – кто-то, очень настойчиво жал кнопку дверного звонка.

Когда Костя вышел из дома Михал Михалыча и сел в машину, он был не просто зол, он бы почти взбешен. Надо же, сколько времени зря потерял! Главное, как особо умный, решил сам к Авдеичеву съездить, не вызвал сразу милицейскую группу. Приехал, а они уже там работают. Ну правильно, у Володьки мозги на месте и последние слова Бориса он не хуже самого Кости слышал. А дальше – дело техники. И первыми, разумеется, проверяются родственники и сослуживцы. Так что, совсем не удивительно, что ребята первыми к Авдеичеву примчались. Результат, правда… И ведь по всем параметрам этот старик подходил – и в курсе все дел, и в комитет по землеустройству он мальчишку послал, и фамилия, и с работы ушел пораньше, словно специально для того, чтобы успеть Крюкова убить! А в результате, такая пустышка! То есть, если в природе вообще существуют безупречные алиби, то у Авдеичева было именно такое. День рождения младшей внучки, полный дом гостей и он на глазах у двух десятков людей, непрерывно, с пяти часов вечера. И чего собрали такую гулянку для четырехлетней девчонки? Можно подумать, ей много радости от этих дядек-теток. Лучше бы отвели соплячку в парк, обкормили мороженным и укатали на каруселях – вот это ей был бы праздник. А у дедули не было бы тогда такого железобетонного алиби.