Мирные действия

Неохотно, нахмурясь, она вытащила бетанские серьги из ушей и затолкала в карман жакета. Мама достаточно имела дело с графиней Корделией; она вполне могла бы расшифровать их бетанский смысл. Эта вещичка была символом, говорящим: Да, я взрослая, я согласна на интимные отношения и контрацептивно защищена, но сейчас я состою в исключительных (моногамных) отношениях, так что, пожалуйста, не смущайте себя и меня, спрашивая об этом. Вот что зашифровано в нескольких завитках металла, и у бетанцев существовало вдесятеро больше стилей подобных украшений для других нюансов, нежели она выразила в этой паре серёжек. Контрацептивный имплантат и серьги могли теперь храниться в тайне, они никого не касались, кроме неё самой.

Карин немного думала о сравнении бетанских серёг с аналогичными социальными знаками в других культурах: обручальные кольца, некоторые стили одежды, шляп, закрывающих лицо вуалей, волос на лице или татуировок. Такие сигналы, конечно, могут быть ложными, как, например, в случае с неверными супругами, чьё поведение противоречит их прилюдному утверждению единобрачия. Однако в действительности бетанцы, похоже, чрезвычайно придерживаются соответствия таких знаков их истинному поведению. Конечно, у них есть из чего выбирать. Ношение ложных знаков чрезвычайно предосудительно. «Такое шокирует всех остальных,» – объяснил ей как-то один из бетанцев. – «В целом идея серёг состоит в том, чтобы избежать странных «игр в угадайку». Стоило восхититься их честностью. Неудивительно, что они так преуспевают в науках. В целом, решила Карин, многое в поведении временами просто потрясающе здравомыслящей урождённой бетанки графини Корделии Форкосиган она смогла бы теперь понять намного лучше. Но тётя Корделия не вернётся домой почти до императорской свадьбы в Середине Лета, так что поговорить с ней, увы, не удастся.

Она резко отставила плотские двусмысленности в сторону – в поле зрения под ними вплыла Форбарр-Султана. Был вечер, и великолепный закат окрасил облака, пока челнок заходил на посадку. Городские огни в сумраке сделали пейзаж внизу волшебным. Она уже могла различить дорогие, знакомые ориентиры: вьющуюся реку – настоящая река, а она целый год видела лишь жалкие фонтаны, какие устраивают бетанцы в своём подземном мирке; знаменитые мосты – в её памяти всплыла народная песня, которую поют на всех четырёх языках; линию главной монорельсовой дороги… – когда ощутила толчок приземления и пронзительный скрип перед полной остановкой в космопорте. Дома, дома, я дома! Она едва не проскакала по головам всех медлительных стариков в толпе перед нею. Но наконец она миновала изгиб трубы гибкого переходника и последний лабиринт тоннелей и коридоров. Они ждут? Они все будут там?

Они не разочаровали её. Они все были там, заняв одним маленьким отрядом лучшее место у ближайшей к выходу колонны. Мама стиснула в руках огромный букет цветов; Оливия выставила перед собой большой разукрашенный плакат «Добро пожаловать домой, Карин!» с развевающимися радужными лентами; Марсия принялась подпрыгивать, лишь только её заметила; рядом стояли Делия, с виду очень крутая и взрослая, и сам Па, одетый в зелёный армейский мундир – наверное, приехал сюда прямо после работы, из Генштаба – опиравшийся на трость и глядевший с усмешкой на всё происходящее. Крепко обняться со всеми, сминая цветы и погнув транспарант, – это всё, о чём тоскующее по дому сердце Карин могло только мечтать. Оливия хихикала, Марсия вопила, и даже Па вытер глаза. Прохожие таращили на них глаза; причём проходящие мимо мужчины – с тоской и пытаясь сослепу натыкаться на стены. Спецотряд блондинок коммодора Куделки, как шутили младшие офицеры в Генштабе. Карин задавалась вопросом, по-прежнему ли Марсия и Оливия нарочно изводят их. Бедные ребята продолжали пробовать им сдаться, но пока что ни одна из сестёр не взяла никого в плен, кроме Делии, явно завоевавшей в Зимнепраздник этого комаррского друга Майлза – коммодор имперской СБ, не что-нибудь!. Карин едва могла дождаться, когда доберётся домой и узнает об этом романе в подробностях.

Болтая все одновременно, – Па, смирившийся с этим уже много лет назад, молчал и снисходительно их слушал – они всей толпой отправились забрать её багаж и встречать лимузин. Папа с мамой, очевидно, позаимствовали на этот случай большой лимузин у лорда Форкосигана, вместе с его водителем Пимом, чтобы все могли бы расположиться в заднем отделении машины. Пим сердечно приветствовал её от своего лорда и от собственного имени, сложил её скромные пожитки в машину возле себя, и они отправились.