Мирные дни

И вдруг мне захотелось сделать все, только бы моя Лида была счастлива…

Дома я подошёл к Лиде:

– Знаешь, Лидуша, я обдумал… насчёт Коли.

Она вздрогнула, обернулась ко мне. Я поспешно договорил:

– Давай возьмём его… Что же в конце концов. Поставим кроватку вон там, где раньше стоял шкаф.

Кровь прилила к её щекам, на ресницах заблестели слёзы.

– Да ну, что ты, что ты, – говорил я, успокаивая её. – Комната у нас не такая уж маленькая, поезжай завтра за ним.

Она схватила меня за руки и заговорила быстро, срываю­щимся голосом:

– Сашенька, Сашенька, это правда, ты действительно так думаешь? Это правда?

И она расплакалась и плакала долго, хотя я делал все, чтобы успокоить её. Я говорил, что Коля и в самом деле хоро­ший мальчик и я заметил это ещё тогда, когда он был у нас, что я не согласился сразу только потому, что все это получи­лось так неожиданно.

Лида подняла голову. Она уже больше не плакала, хотя глаза её были мокры от слёз. Она обняла меня и проговорила шёпотом:

– Сашенька, я никогда, никогда этого не забуду… Это са­моё большое, самое большое счастье.

А я подумал: «Теперь всё снова будет хорошо».

Коля появился у нас в воскресенье. Я привела его в пол­день. Все эти дни после работы я бегала по разным инстан­циям, оформляла, и вот теперь всё было в порядке.

– Вот ты и дома, Коля, – сказала я, когда мы вошли.

Он был одет в длинные брюки и суконную рубашку и ка­зался выше и старше своих лет.

Саша встретил его очень хорошо. Он помог ему соорудить столик для книг и тетрадей возле кровати, стал рассказывать историю этой комнаты, которую, кстати, безуспешно рассказы­вал уже в прошлый раз. Я понимала, сердцем чувствовала, что он делает всё это не только для мальчика, но и для меня, я видела, как велика и жертвенна любовь Саши ко мне. И от этого он становился для меня ещё дороже. В течение первых же дней пребывания Коли у нас я заметила в мальчике черты, которых раньше не замечала.

Вечером мы сидели все втроём: Саша, Коля й я. Саша рас­сказывал Коле какой-то фронтовой эпизод, что-то насчёт того, как он с товарищами попал под бомбёжку и как на них пики­ровал самолёт, стреляя из пулемётов.

– А когда самолёт пикирует, надо навстречу ему бежать, – уверенно прервал Сашу Коля. – Вы неправильно говорите, – продолжал Коля. – Вы говорите – сразу ложиться надо, а мне один боец говорил – надо навстречу бежать.

– Может быть, по правилу так и надо делать, – заметила я, – но попробуй-ка побеги навстречу самолёту, когда он ревёт и стреляет в тебя из пулемётов.

– Боязно? – спросил Коля.

– Конечно.

– Ну вот, так и говори, – торжествующе резюмировал Коля, – так и говори, тётя Лида, что боязно. А по правилам надо – навстречу. – Он помолчал и добавил как бы про себя: – А я бы не забоялся.

Саша сказал:

– Ну, не будем спорить. Только никогда не надо хвалиться. Тот, кто хвалится, на деле обычно трус.

Коля наклонил голову и поглядел исподлобья на Сашу.

– Я не трус. Саша улыбнулся.

– Ну и отлично, что не трус.

Инцидент был исчерпан, но он открыл мне Колю с новой стороны. И я была рада, что мой Коля горд и обладает чув­ством собственного достоинства.

Занятия в школах ещё не начинались, и все дни у Коли были свободными. Почему-то он редко бывал на улице. Каж­дый раз, возвращаясь с завода, я заставала его дома. Он сидел обычно на полу около своей кровати и мастерил что-то из до­сок, которые подбирал на стройке нашего дома. Если я приходила раньше Саши, всегда старалась к его приходу убрать ком­нату, вынести стружки, щепки и прочий мусор.

Как-то Саша вернулся домой не один. Он вошёл с каким-то незнакомым мне человеком. Человек этот был высок, худ, с неестественно прижатой к боку левой рукой, в военной, за­мазанной мелом гимнастёрке.

– Вот, – отрекомендовал Саша, – это начальник нашего дома, прораб правого крыла. Вы не знакомы?

Я отрицательно покачала головой.

– Насилу его затащил, – продолжал Саша. – Мы, собствен­но, старые знакомые, вместе когда-то в Верхнегорск ехали… А вы познакомьтесь. Капитан Крайнов.

Я протянула длинному человеку руку, и он молча пожал её.

– Это та самая Лида, о которой у нас вышел спор в поезде. Вот та самая, – добавил Саша. – Выходит, прав был я, а не ты.

Я не знала, о чём он говорит, но заметила, что капитан сму­тился и для чего-то потрогал ручку двери.

Быстро накрыла на стол, водка у нас была. Мы уселись втроём.

– А всё-таки, капитан, – говорил Саша, разливая водку, – ты тогда проспорил, а? Есть на свете и честные люди. Выпьем за честных людей!

Он поднял рюмку, и мы выпили. Капитан понюхал кусочек хлеба и отложил его в сторону.

– А пьёшь-то ты по-старому, – заметил Саша, – запахом закусываешь. Эх, капитан! – воскликнул он, внезапно захме­лев, и наклонился к Крайнову. – Брось, не грусти, что было, то прошло. Впрочем, я ведь и не знаю толком, что у тебя там было.

Крайнов вдруг внимательно посмотрел на Сашу, и мне по­казалось, что его длинные тонкие губы слегка покривились, словно он где-то глубоко-глубоко в душе усмехнулся.