Миром правит случай

Мне на глаза попалась книжка Михальцова. Я взяла ее и перечитала главу, в которой рассказывалось о том, как Уткин замыслил избавиться от Валерия, как подпиливал трос, как отреагировал на падение Овчарова в ущелье. Вчитываясь в эти страницы, я пришла к выводу, что интересующие меня события списаны как-то слишком поверхностно, словно другим языком. Автор мог абзацами и абзацами описывать, как сверкает снег на солнце, а для мыслей и действий одного из главных героев своей повести, пусть и отрицательного, он будто бы пожалел слов. Мне не хватало подробностей. О чем думал Николай, решив избавиться от Валерия? Неужели он не понимал, что на него сразу же падут подозрения? А Мила? Насколько нужно быть наивным или, наоборот, самоуверенным, чтобы предположить, что эта девушка, потеряв любимого человека, сразу же забудет о нем и переключится на другого? Или Уткин ни о чем толком не думал, а действовал в порыве чувств, узнав, что Валерка украл у него кольцо? Как кольцо попало к Большакову? Почему-то об этом в книге не было сказано ни слова. Или я пропустила это? Зато я хорошо запомнила слова автора: «Горы не терпят людей, подверженных импульсам». Уткин был далеко не новичком, за его плечами было восемь серьезных восхождений. После третьего он полгода пролежал в больнице, врачи не были уверены, что он сможет ходить, а он пошел, и не просто пошел, а снова стал покорять заснеженные высоты. Неужели неразделенная любовь его сломала, убила в нем что-то человеческое? У меня не было ответов на многие вопросы. Пока не было. Они появились вечером, когда мне позвонил Галкин:

— Слушай, Поля! Я так благодарен тебе за то, что ты меня направила на встречу с Михальцовым. Это такой интересный мужик! Он три часа рассказывал о своей альпинистской молодости, читатели не хотели его отпускать. Книжки расходились, как горячие пирожки. Я еле ухватил последние две штуки…

— Зачем тебе две? — удивилась я.

— Для себя и для брата жены, он меня и подсадил на эту серию.

— Серию?

— Да, Алексей Михайлович сказал, что он уже пишет четвертую книгу.

— Ясно. Федя, а ты поговорил с Михальцовым?

— Само собой. Короче, детективная линия — это чистейшая выдумка. Ничего подобного не было и в помине. Писатель пошел на поводу у редактора, который не был уверен, что книга будет пользоваться спросом, вот и попросил добавить криминала. Алексей Михайлович поначалу сопротивлялся этому, но потом вынужден был вставить наспех написанную главу…

— Вот-вот, я и подумала, что она выбивается из общей канвы повествования, — заметила я.

— Михальцов, — продолжил Галкин, — уже пожалел, что не проявил принципиальность. Дело даже не в том, что его осудили некоторые постоянные читатели за то, что он изменил своему жанру. Сын Бочарова…

— Кого? — уточнила я, услышав новую фамилию.

— Вячеслава Бочарова, который был прототипом Овчарова, — пояснил Федор. — Так вот, Сергей прочитал повесть и решил, что его отца убил Николай Селезнев, по книге — Уткин. Алексей Михайлович пытался объяснить ему по телефону, как в книгу попала та глава, не имеющая никакого отношения к реальности. Сроки поджимали, не имелось никакой возможности вводить новых героев, так же как менять фамилии — и Уткин, и Овчаров, и Большаков присутствовали в первых двух книгах. Только Сергей остался при своем мнении. Во всяком случае, Михальцову так показалось, и он решил позвонить Малкину и Селезневу, чтобы урегулировать с ними возможное недоразумение.

— А Мила? Ей он не хотел ничего объяснить?

— Женщина, которая была прототипом этой героини, уже умерла, — пояснил мне Галкин. — Так вот, до Валерия, который уже давно живет в Латвии, писатель не дозвонился. Николай же, по словам автора книги, отнесся к его вольности с пониманием. Ну или просто не стал расстраивать старика, упрекая его в том, что тот сделал его на страницах своей повести хладнокровным убийцей.

— Ясно. А где Селезнев живет? — уточнила я.

— В Горовске. Он бывший следователь, сейчас на пенсии. Других подробностей Михальцов мне не сказал.

— Спасибо, Федя, ты меня очень выручил.

— Я старался, — Галкин попрощался со мной.

Итак, факт убийства не подтвердился. Завтра мне предстояло дать Сергею отбой. Но где гарантия того, что он не будет искать вместо меня кого-то другого? Парень готов был расстаться с солидной суммой, лишь бы наказать Селезнева. Но ведь Михальцов ясно дал понять Сергею, что его отца никто не убивал, тот умер в результате несчастного случая. Этим и отличаются события, описанные в «Белых склонах», от действительности. В том, что писатель говорил правду, я не сомневалась. Одна глава действительно выделялась из общего повествования по стилю, она была написана как-то неумело. Все-таки Михальцов не был автором детективного жанра!