Миронов

От впадины Бирючьего влево и вправо вскидываются овраги, поросшие лесом, и лога с проточинами небольших ручейков. Звеня и пенясь, они бросаются с кручи, образуя небольшие озерца, поросшие кугой, камышом и чаканом. По опушкам буерака и на полянках растет сочная, густая пыреистая трава – лучший корм для лошадей.

Ребята собирались возле леса, облюбовывали места для ночлега и пастбища. Спутывали лошадей, а самых прокудных и жеребцов стреножили. Распределяли, кому за кем ходить заворачивать косяк, если он уйдет далеко.

Потом жгли костер, рассказывали сказки, обязательно страшные, заснувших привязывали друг к другу, к дереву или к колесу, мазали лица липкой колесной мазью. Боролись, пели песни, дурачились, дрались, но быстро мирились, все скоро забывалось. И всем всегда хотелось попасть в ночное.

Было уже темно, когда Филька и Валя подскакали к лесу. Филька стреножил своего коня, взял зипун, перекинул через плечо уздечку и вместе с Валей, не торопясь, пошел на огонь костра. Мустанг, которого никогда не путали, шел следом.

– Кто там? – метнулся от костра голос.

– Свой!.. Здорово дневали! Хлеб да соль.

– Едим, да свой, а ты у порога постой.

– Хорошо принимаете.

– Рады стараться.

– О, Валя, здравствуй. Ты как сюда попала?

– Вот еще явилась.

– Чем ты недоволен? – Валя в упор посмотрела на Захара Чашкина.

– По-матерному не заругаешься.

– Перетерпишь.

– А остальное можно?

– Можешь и на голове походить.

– Здорово!

Ребята уступили место возле костра. Кто-то пододвинул Вале картошку с поджаристой корочкой, испеченную на горячих углях.

– Кому лошадей заворачивать?

– Захару.

– Брешешь.

– Брешут собаки и ты с ними.

Захар молча оторвался от пригретого места у костра, накинул зипун и пропал в темноте: пошел заворачивать лошадей.

Огонь в костре весело плясал перед глазами. Потрескивали дрова. Рядом отфыркивались кони.

Ночное входило в привычное русло.

Тепло костра отогрело Валю. «Сердитки раздвинулись», она смотрела на огонь и чему-то улыбалась.

Невдалеке Стоговские курганы. Один, большой, казаки насыпали, когда шли в бой против татарского хана Мигулы. В память о сражении. Другой, маленький, насыпали после боя... И стоят два кургана над Доном, стерегут память о былых казачьих походах...

До Валиного слуха доносится приглушенный голос рассказчика:

– И вот, братцы мои, это было правда, ей-богу правда, не брешу. Сидят они, значится, две подруги в пустом курене. В трубе воет буря. Ночь глубокая. Хлопнет форточка у окна – им кажется, лезет кто-то. Вязали чулки, от страха подбадривали себя разговорами. У одной девушки клубок укатился за грубку. Полезла она за ним. Лап, лап рукой. Вдруг кто-то схватил ее за руку. Хотела крикнуть – язык задеревенел, не слушается... попятилась она, споткнулась о табуретку и полетела на пол. Другая хотела узнать, чего испугалась подруга, глянула за грубку, а оттуда с ножом вылазит разбойник... – рассказчик внезапно замолчал, уставившись взглядом куда-то через спины завороженных слушателей. Все невольно оглянулись. И оторопели.

Из ближнего буерака выползло чудовище с огненной пастью.

– Домовой!..

– Господи Исусе, сохрани от нечистой силы!.. – Кто-то страстно зашептал, в опасную минуту вспомнив о Боге.

– Оборотень.

– Дураки, – тихо, но внятно сказал Филька.

– Тише ты, безбожник!.. Через тебя и нам достанется.

– Я знаю, что это!

– Храбрый, пойди сунься!

Переговаривались полушепотом, боязливо косились на страшилище. Подростки жались к взрослым, а у тех тоже дрожали поджилки. Кто кинулся наутек, возвращались к костру – все равно, мол, от злого духа не убежишь, а у костра не так страшно. Где огонь, там вроде дом.

– Ну, – спросил Филька, – кому очередь идти заворачивать лошадей?

– Что ты? Страшно.

– Пусть они подохнут!

– Валя, пошли посмотрим лошадей. Я тебя не хочу оставлять с этими... казаками, – насмешливо сказал Филька.

– Слушай, Филька, не уходи! Никуда кони не денутся, – всполошились ребята.

– Не хнычьте! Где вожжи? – Филька приготовил петлю для аркана. – Ну, кто со мной? Пошли!..

Все подталкивали друг друга.

Крадучись, без шума, ребята вслед за Филькой пошли по опушке леса. Кто-то наступил на сухую ветку. Она громко переломилась. Все замерли:

– Тише! Не спугнуть бы.

Подошли совсем близко. Филька собрал вожжи кольцом на правую руку, размахнулся – и кинутые ремни звонко хлобыстнули:

– Тяни!

Чудовище захрипело, погасло. Темень сомкнулась, только слышно было, как барахтается на туго натянутых вожжах черная масса да сопят от натуги ребята.

– Человек! Укутывай в зипун!.. – подняли, понесли к костру.

Размотали зипун. Перед изумленными ребятами предстал чуть побитый Захар.

С трудом развязали захлестанные сыромятные ремни.

– Как ты это чудище устроил?

– Выбросил из тыквы нутро. Вырезал чертячие глаза и зубы. Зажег огарки свечей и вставил в тыкву. Я все ждал, когда вы тягу дадите. А в это время вы и налетели.

– Ловко мы тебя заналыгали, – рассмеялся Филька. – За это всем по горячей картошине.

Все были возбуждены, вспоминая происшествие, разговоров было – не оберешься, и каждый был самым храбрым, удалым.