Миронов

Сложная это наука – обмануть, обхитрить, когда враг точно так же только и делает, что об этом же самом думает. Но при этом ни на мгновение нельзя забывать обеим сторонам об основном правиле – кроме изворотливости ума, нужна изворотливость тела: сила, ловкость. Знание приемов борьбы. Причем борьбы смертельной. Допустим, что все это есть у противоборствующих разведчиков, и они вооружены, как говорится, до зубов. Но остается еще одна малость – мысль. Сознание, что будешь убит и тебя не будет. Как это не будет? А вот так – никогда не будет!.. И такое может случиться через минуту, через час... Капля ядовитого страха... Даже не капля, а всего-навсего лишь ладони повлажнеют или дрогнут пальцы, когда попытаешься прикурить цигарку от цигарки такого же смертника, собирающегося идти вместе с тобою в разведку. Но человек идет. Причем чаще всего добровольно идет. Значит, что-то есть в человеке такое, что выше смерти?.. Выше страха небытия?.. Священный огонь, великая страсть – это патриотизм. А честолюбие?.. Наполеон говорил, что человек может идти на смерть даже из-за пуговицы. Но когда он знает, что за эту пуговицу соотечественники будут его прославлять...

Да, легко сказать: сходил в разведку, достал «языка», получил награду – и слава храбрецу!..

Перед тем как набрать казаков-добровольцев, так называемых охотников, чтобы идти в разведку, точно такая же процедура происходила среди офицерского состава. Командир 26-го Донского казачьего полка полковник Богачев на привале в деревне Чатайуз 13 января 1905 года вызвал в штаб всех офицеров и объявил о посылке в разведку во главе казаков опытного и, главное, храброго человека.

Все молчали. Да и говорить особенно было не о чем – приказ дан, выполняй! Только вот кому сия участь выпадет? Кто окажется, по мнению командира полка, тот самый опытный и храбрый человек? Да и из приказа почему-то неясно, кого это лично касается. Но оказалось, что офицеры поторопились со своими предположениями, потому что полковник не все сказал и, как выяснилось чуточку позже, не собирался никому лично приказывать возглавить разведку казаков, так как нужен был офицер-охотник. Таково желание вышестоящего командования. И когда он объявил об этом добавлении к приказу, все равно никто из офицеров не выскочил вперед и не изъявил страстного желания быть первым разведчиком русско-японской войны. Наверное, каждый мог подумать, что это равносильно заявить во всеуслышание, что он самый опытный и самый храбрый человек. Это было бы верх нескромности. А возможно, мысль более каверзная являлась, вроде той, что, мол, первая разведка может стать и последней?.. И поэтому никто не проявлял особой торопливости. Словом, и на такое уточнение офицеры ответили молчанием. Причем долгим-предолгим и кажущимся особенно томительным.

Полковник Богачев медленным шагом пошел перед строем офицеров и настороженно-осуждающим взглядом начал всматриваться в лица своих храбрецов-удальцов. В глазах замечал не страх и трусость, до этого, слава богу, не дошло, а непривычное смятение, что ли, и они их опускали... Ну а ты, сотник Миронов, поравнявшись с ним, подумал полковник Богачев, тоже опустишь глаза?.. Гордый, диковато-злой взгляд. «Разбойник... Право слово, разбойник...» – мелькнуло в голове полковника, но в душе потеплело, когда он увидел, как Миронов сделал шаг вперед и с особым кавалерийским шиком пристукнул шпору о шпору: «Благословите, полковник, меня».

– С богом, сотник! – обрадованно сказал командир полка и облегченно вздохнул.

Миронов, собрав и построив казаков-охотников, неторопливо обходил шеренгу, останавливался возле каждого, внимательно и строго всматривался в глаза, словно удостоверяясь в крепости человека – ведь и его собственная удача, да и жизнь и смерть тоже теперь будут зависеть не только от коварства врага, но и от мужества, находчивости и преданности казаков... Дал команду: «Вольно!» И уж совсем по-домашнему, по-свойски достал кисет, начал скручивать цигарку, эту вечную спутницу казаков, особенно в опасные моменты, и пригласил желающих закуривать «на дармака». Потянулись за табачком-самосадом задубелые, натруженные руки-грабельки, ведь с малолетства: конь, карабин, шашка, пика, плуг, быки, косилка... И в обратном порядке: косилка, быки, плуг, пика, шашка, карабин, конь... Ни выходных, ни отпусков, ни праздников...

Закуривая, Миронов как бы между прочим сказал:

– Станичники, только без обеды, может быть, кто того...

– В портки наклал?! – Кто-то из казаков во-своему досказал мысль командира.

И грохнул хохот. Может быть, чуточку наигранно-нервический.

Миронов улыбнулся. Но улыбка спряталась в пышных усах, лишь в глазах промелькнуло что-то вроде одобрения: «Это всегда бывает перед опасностью, – думал Миронов. – Подбадривают сами себя казачки... Посмотрим, как в деле покажут. Дело... Это не косой на лугу махать да от комаров отбиваться. Тут – бой, и рубить придется головы людей... Да и твою отхватят, если „умело“ ее подставишь... Враг, пока неузнанный и невидимый, – страшный враг...»

– С тобой пойдем, – дружно ответили казаки.