Миронов

Погибших в русско-японской войне казаков помянули, отслужили панихиды... Живые радовались вновь обретенному белому свету.

Время, как обычно, летело быстро, и вернувшиеся с войны донские казаки, освоившись с миром, готовились к приближающейся страдной поре... Но вдруг утренний свежий июльский рассвет разорвали ритмичные удары больших колоколов всех церквей. Значит, казак, бросай все, одевай походный мундир, седлай коня – и в окружную станицу Усть-Медведицкую.

Когда со всех хуторов и станиц съехались казаки, находящиеся на льготе, солнце уже сильно припекало. Лошади нудились, зло кусались, всадники при полном боевом снаряжении потели, выражали нетерпение и недоумение – зачем собрали, оторвав от неотложных хлеборобских дел. Плац гудел, как потревоженное осиное гнездо, когда казачата ради забавы швыряют в него палкой.

К полудню жара достигла своего накала, как и люди и лошади. Тогда-то, словно начальство почувствовало, что дальше становится опасно испытывать терпение казаков, на крыльцо атаманского окружного правления вышел дежурный вестовой и что-то начал говорить. Серединные и задние ряды только и видели, как он раскрывает и закрывает рот, но тут же прошелестело сообщение, что выборных от десятидворок станиц и хуторов приглашают в зал заседания.

Когда понемногу угомонились, генерал-майор Филинков, атаман Усть-Медведицкого округа, заметно волнуясь и постоянно откашливаясь, заговорил:

– Господа старики, – и поясной поклон в сторону старейших, без которых, как мы уже знаем, не решалось ни одно сколько-нибудь значительное дело. – Господа выборные, – и тот же традиционный поклон. – По Указу Его Императорского Величества на военную службу призываются казаки 2-й и 3-й очередей. От Усть-Медведицкого округа приказано снарядить три полка...

Зал взорвался негодующими голосами, и не было ничего слышно, что дальше говорил генерал-майор Филинков... К нему сквозь толпу разгоряченную продирался Филипп Козьмич Миронов. Подошел, встал рядом и громко, перекрикивая шум своим звонким голосом, обратился к сходу: «Господа старики!.. Вам лучше, чем каждому из нас, известно, что донские казаки обязаны беспрекословно защищать свое Отечество от напавшего на нашу Родину врага. Это наша святая обязанность. Но казаки никогда не были палачами своего собственного народа. Сейчас войны нет. Значит, нас хотят использовать как полицейские силы. Народ восстает против поработителей, а мы пойдем сечь нагайками и расстреливать?! Не бывать этому! Донские казаки никогда не были карателями! И не будут!.. Запишем в резолюции – отказываемся посылать на службу казаков второй и третьей очередей! Дойдем до Петербурга, до Государственной думы!»

Окружной атаман в первое мгновение был обескуражен таким непочтительным обращением подъесаула Миронова к нему и сходу, потом, придя в себя, приказал вызвать пристава и арестовать его...

Прибежал раскрасневшийся пристав со своими помощниками. Но казаки, не дав ему опомниться, вытолкнули за дверь и велели сидельцам-вестовым не впускать его в зал сходки.

И уму непостижимо, как сход казаков мог в своем решении записать: «Не посылать на службу казаков второй и третьей очередей. Казаки – не полицейские, а защитники Отечества». И еще удивительнее тот факт, что тот же самый сход принял наказ казаков Усть-Медведицкого округа донским депутатам Государственной думы, в котором ни много ни мало, в частности, выдвигалось категорическое требование об отставке «правительства, залившего кровью страну. Изъятии казачьих земель у чиновников и помещиков и наделении этой землей крестьян...»

Удивительная свобода в выражении чувств. Волеизъявление народа. Это что же за демократические порядки, существовавшие среди рядового казачества?! Без боязни, страха и оглядки на власть имущих они сами решили, что им надлежит делать, а от чего напрочь отказаться. Такие порядки существовали на Дону столетиями, практически всегда, и казаки уже не мыслили иначе своей жизни в решении общественных дел.

Он, Миронов, подчеркивает это лишний раз потому, что скоро наступят такие времена, от которых казаки сначала придут в недоумение, потом будут драться насмерть и настолько злобно и беспощадно, что, натравленные друг на друга, сын поднимет руку на отца, отец – на сына...

...Подъесаул Миронов, дьякон Бурыкин и студент Агеев были посажены в тюрьму, которая находилась в станице Усть-Медведицкой.

Собрался очередной сход, и казаки потребовали освобождения заключенных. Атаман отказался выполнить их требования. Тогда казаки схватили самого атамана и как заложника посадили в тюрьму. Будешь, мол, сидеть, пока не дашь указания об освобождении арестованных казаков, которым сход поручил ехать в Петербург и передать постановление станичного схода Государственной думе.