И королева напрасно закатывала истерику тогда, в Толедо, по поводу «вечной» папской буллы Aetema Regis. Нет ведь ничего вечного. И потому «вечную» буллу папы Сикста благополучно откорректирует новый папа — испанец Александр Борджиа, воссевший на престоле святого Петра почти одновременно с отплытием Колумба из Полоса. Бывают же такие совпадения! Борджиа изменит демаркационную линию по Атлантике между Испанией и Португалией: Атлантику поделят теперь не по широте, а по долготе. Новая линия раздела теперь пройдет в ста лигах к западу от Азор, то есть примерно по нынешнему меридиану 38° западной долготы: Южная и Центральная Америка станут испанскими. Папа Александр Борджиа понимал, что соотечественники — победители крестового похода против мавров и их очаровательная, хотя и слишком благочестивая, королева, заслуживают награды… У Изабеллы отношение к новому римскому папе, хотя и соотечественнику, было сложным — в частности она резко отрицательно относилась к его способу подавать на банкетах каштаны[294]
. Но мораль — одно, а геополитика — совсем другое: она оперирует такими масштабами, что подобные мелочи видятся не крупнее какого-нибудь каштана на полу.Атлантические волны между тем так и продолжали нежно омывать прочерченную папой Борджиа демаркационную линию север — юг, пока на нее не нацелятся острые бушприты новой «владычицы морей» — «еретички» Англии. Но все это — потом, потом, уже После Колумба.
Сантанхел сделает все, чтобы найти деньги на заокеанскую экспедицию. У него окажутся свои планы на Колумба, а у королевы — свои. А в итоге получится та непостижимая смесь совпадений, которая и называется Историей и Судьбой.
Ах, этот мудрый умысел жизни: не раскрывать, что там впереди, иначе не стоило бы и жить!
— Пригласите этого Колона на аудиенцию в Алкала де Энарес, Сантанхел!
— произнесет королева Кастильи Изабелла.Исторические слова…
«…insulae expectant et naves mans in principio…» и «…novos et terram novam et non erunt in memoria priora et non ascendent super сог…» — «Меня ждут острова и впереди их — корабли…» и «…новое небо и новая земля, и прежние уже не будут воспоминаемы…»
Скрипит палуба «Пинты». И разбуженные чайки, словно изорванные кем-то на куски старые карты, поднятые в поднебесье ветром, упоенно летят в ночном море рядом с огнями на мачтах «Пинты», летят и вопят — или от счастья полета, глупые птицы, или о чем-то предупреждают, потому что им видно то, что пока не видно людям.
Эваристо Домингес. Порт Палос