А королева вдруг сбила с крюка на просмоленный пол масляную лампу, раскачивавшуюся на матице потолка, и пламя быстро охватило все до самых деревянных переборок. Оно не жгло его, было холодным, но сжигало его маленькую, несчастную Фелипу, которая возникла посреди оранжевых языков и, корчась, все время кричала свое «voltar!». А он не мог сдвинуться с места, как это бывает во сне, чтобы спасти ее, вытащить из огня. И она сгорела.
Он бросился на палубу и на castillo de ргоа, и увидел… бенедиктинца Корвина в опущенном на самые глаза капюшоне. И тот откинул капюшон, и Христофор увидел, что волосы у того отросли — длинные, густые, и шрамы от ожогов совершенно затянулись, словно их и не было. И Корвин повернулся к нему, подмигнул весело и сказал с издевкой:
— Вот видишь, все теперь правильно. Это совсем не трудно — идти к своей цели несмотря ни на что. Все теперь правильно, — повторил он. — Да и зачем тебе эта обуза — безумная жена? Все получается к лучшему, ваше вице-королевское величество!
Безумец еще что-то ему говорил, но Христофор уже не слышал…
Ночь распласталась на ночной постели моря, раскинув руки до самой Кастильи. Христофор Колумб спал и видел будоражащие сны…