Мировая история в легендах и мифах

Александр торжественно возвращает из ссылки Николая и восстанавливает его в должности патриарха. И вообще оба они прекрасно сходятся на почве неприязни к покойному Льву. Именно тогда весь Константинополь видит, что ссылка окончательно испортила Николаю характер: вернувшийся патриарх приказывает… жестоко избить своего преемника на патриаршем троне, седовласого настоятеля Евфимия, прямо во время заседания в Магнаврском дворце. И долго, с удовлетворением смотрит на эту сцену. Если бы в экзекуцию не вмешался некий сердобольный аристократ по имени Петрон, престарелый Евфимий точно не обошелся бы только выбитыми зубами, переломами и кровоподтеками.

А между тем в самой дальней части дворца, под стражей, жила вдова императора Зоя Угольноокая, принудительный постриг и ссылка которой откладывались только потому, что у патриарха за более неотложными делами до этого пока просто не доходили руки…

* * *

Когда-то Феодор был уверен, что те, кто называет домом вот эти поля драгоценного полированного камня и леса порфировых колонн, те, кто укладывается спать в роскошных постелях посреди залов, где хватило бы места для состязания колесниц, могут быть только сродни богам. Эти особенные люди каждый день пробуждались, и первое, что видели их глаза, были чудесные своды, отливающие теплой, древней золотой смальтой и самоцветами, своды такие же высокие, как в храме Премудрости Божией, Святой Софии. А уж храм Святой Софии был, поистине, самым поразительным человеческим творением.

Феодор верил, что императорская семья только по облику походит на людей, особенно — она, венценосная Зоя Угольноокая, которую теперь, после смерти мужа, называли совратительницей императора.

На взгляд Феодора, императрица не была красавицей, но глаза ее запоминались: непроглядные, кромешные, как самые темные, беззвездные ночи на Плескове, перед тем как пойти снегу. Эта маленькая хрупкая женщина, одетая в тяжелое золото, словно в латы, могла часами, не меняя царственной позы, сидеть на троне Магнаврского дворца во время приема иностранных послов. Существо, имеющее мало общего с миром земных женщин!

_{Васнецов. Алконост}

Варяги, приподняв чеканные подбородки, стояли по обеим сторонам трона и зорко следили за каждым движением в зале приема. Хорошо поставленным речитативом сыпал логофет, монотонно и громко перечисляя титулы послов. Играли органы, ревели у трона, поднимаясь на задние лапы, огромные золотые львы, сработанные дворцовым умельцем, которого называли μηχανικοζ[126]. Сначала эти львы поражали Феодора, но только до тех пор пока он не увидел под полом дворца комнату, где львы приводились в движение специальными колесами. Лучше бы он ничего не знал, потому что после этого перестал удивляться и даже заметил, насколько сонными и глупыми выглядят их золотые морды.

Феодор вспоминал эти приемы. Иператор Лев Мудрый и Зоя восседали на возвышении, как и полагалось существам горнего мира. А высоченные гвардейцы-русы из Новгорода, весей по рекам Великой и Плес ковы, норвежцы, франки, германцы и свей его «варяжской» этерии возвышались над коренастой толпой греков, фарсийских, иудейских, армянских и агарянских послов. И Хелгар-Феодор, в нарушение дворцового устава, иногда, стоя на посту, думал не только о службе императору, но также, например, и о том, как получилось, что мир принадлежит этим черноволосым и чернобородым, низкорослым людям, на которых он смотрел сверху вниз? Как получилось, что это именно они и построили такие замечательные города, как Тавурмина, Царьград и какой-то Багдад, откуда приходят богатейшие караваны и о котором взахлеб рассказывал ему заплетающимся от вина языком всякие чудеса, поминутно хватая за руку, один купец-хазарин в таверне квартала Эскувитов.