Американцы полагали, что русские фактически односторонне вручили полякам значительную территорию Германии и они боялись, что потеря территории возмутит немцев и создаст проблемы в оккупационных зонах в самой Германии. Возможно не без давления Кремля польское правительство в недели, предшествовавшие Потсдамской конференции, старались ничем не отравить общую атмосферу польско-американских отношений; обсуждались возможности американских инвестиций в новую Польшу — что не могло не повлиять на структуру становящейся Польши в новых, «идеальных» европейских границах. Даже Черчилль (у которого Польша была самым больным местом) говорит в мемуарах о «значительных улучшениях» в Польше. В Потсдаме Польша заняла достойное место. Целый сонм проблем: западные границы, отношения с Германией, мирное разрешение отношений Германии с Польшей, как державой, потерпевшей поражение.
Ключевой момент: Соединенные Штаты никак не были заинтересованы в укреплении положения страны, которая, судя по всему, займет место главного союзника СССР. Если Вы, читатель, желаете знать, когда и где началась холодная война, то отсылаю Вас к первой словесной схватке Трумэна и Сталина на Потсдамской конференции. Сидя в уютном Цецилиенгофе, председатель конференции президент Трумэн начинает первое заседание словами: «Итак, Германия оккупирована пятью странами». Обычно предельно корректный на таких встречах Сталин перебивает речь председателя: «Четырьмя странами». Недовольный Трумэн для убедительности начинает перечислять: «СССР, США, Британия, Франция, Польша». Сталин не согласен: «СССР, США, Британия и Франция. Польша не является оккупирующей державой. Она получила компенсации за смещение границ на Востоке». Трумэн неумолим: «Пять». Сталин, как мы знаем, тоже мог быть упрямым. И он настаивал, что Польша владеет своими западными землями, а не оккупирует их. Это было принципиально. И важно для западных границ России.
Американская дипломатия в польском вопросе начала метаться. Прежде она поддерживала Миколайчика против Берута, в этом была своеобразная прелесть простоты. Теперь же Миколайчик не менее своих просоветских коллег в правительстве требовал максимально западных границ Польши. Не поддержать его означало бросить стоящие за ним силы в объятия русских. Означало сказать всем национальным польским силам, что их единственная защита визави Германии — могучий Советский Союз. Но Вашингтон решил поставить на крепкую Германию, и обижать ее границей по Одеру-Нейссе американцы не хотели. Следовало выбирать.
Англичане призывали американцев не кипеть праведным гневом: Миколайчик утверждал, что его Крестьянская партия не встречает препятствий в своей работе на всей польской территории; общенациональные выборы приведут к власти в Польше прозападные силы, и советские марионетки потеряют свою навязанную полякам власть. На протяжении всего июля левые силы в Польше словно замерли, американцам не на что было пожаловаться.
Трумэн был прямолинейным человеком. Нюансы польской политики наскучили ему довольно быстро. Вот характерное из его воспоминаний: «Я уставал от этого бесконечного сидения и слушания дебатов по вопросам, которые не могли быть разрешены в ходе текущей конференции… Несколько раз мне хотелось взорвать крышу здания, в котором мы сидели». Мы уже приводили образец его отношения к новой западной польской границе; он отказался ее гарантировать на основе данных в Ялте американской стороной обязательств относительно того, что «Польша должна получить значительные территории на севере и на западе». Более того, узнав. Что Польша получила на западе территорию, на которую приходилось 7 процентов германского валового продукта, Трумэн задавал вопрос, «как можно решать вопрос репараций, если германская территория полностью перекроена».
Трумэна особенно бесило то, что он воспринимал как односторонние советские действия: советские власти ушли с территории восточнее Одера, тем самым, передав управление над значительной частью Германии польским властям. И те взяли на себя эту функцию. Теперь Миколайчик и все прочие не были «кристально чисты» — они получили от СССР превосходные германские земли, и в этом плане их негативное отношение к Москве несколько ослабло. Президент Трумэн чувствовал себя обманутым. Его никак не обрадовало сообщение Сталина о девяти миллионах немцев, бежавших с предназначенных полякам территорий. Теперь президент Трумэн занял позицию, которая мало устраивала и русских и (особенно) поляков: «оставить все территориальные вопросы до созыва мирной конференции».
Следующее очень важно. Вашингтон уже решил для себя, что мирной конференции по Германии не будет. Черчилль говорил о сложности подписать мир, если поляки возьмут слишком много германской территории, о том, что все дело осложнит судьба двух с половиной немцев-беженцев с востока.