30 января 1946 г. президент Г. Трумэн направил запрос конгрессу о предоставлении Англии займа в 3750 млн. долл. Великобритании эта помощь стоила дорого. От Лондона потребовали создания определенных условий, которые открывали бы рынки ослабленной английской империи для мощных американских компаний. С системой имперских преференций Лондона было фактически покончено. Заместитель госсекретаря У. Клейтон с удовлетворением писал: «Мы внесли в переговоры о займе англичанам все необходимые условия».
O займе Советского Союза не было сказано ни слова. А всего лишь год назад, в те дни, когда западные союзники не оправились еще от шока, вызванного германским наступлением в Арденнах, посол США в СССР А. Гарриман вел в Москве переговоры о предоставлении Советскому Союзу на послевоенное восстановление помощи, в размере 6 млрд. долл. В Вашингтоне министр финансов Г. Моргентау называл другую цифру — 10 млрд. долл. После войны Вашингтон стал выискивать, какую новую, политическую, цену должен заплатить Советский Союз за американскую помощь. Цена эта становилась все более высокой. Уже в 1945 г. государственный департамент потребовал прекратить рассмотрение вопроса о помощи СССР до тех пор, пока советская политика «не будет полностью соответствовать нашей официальной международной экономической политике». Говоря об экономических средствах воздействия (обещание займа и др.), Г. Трумэн подчеркивал, что «все козыри находятся в наших руках и русские вынуждены будут прийти к нам».
Во время встречи с А. Гарриманом 23 января 1946 г. И. В. Сталин задал вопрос об американском займе. Посол США ответил, что возникшие в отношениях двух стран трения осложняют этот вопрос.
Попытки анализа
В феврале 1946 г. жесткий подход к СССР окончательно побеждает в вашингтонских кабинетах власти. Это поворотный момент в переходе мира к «холодной войне». Давая установку, президент Трумэн выразил «резкое недовольство недавно проявленной позицией умиротворения в отношении Советского Союза». Президент сказал, что Соединенные Штаты «должны без промедления занять более жесткую позицию». Строго говоря, это была критика стратегии государственного секретаря Бирнса — а тот понимал приказания. И президент не сомневался в настрое новоназначенного американского посла в Москве генерала Смита. «У него правильное направление мысли», — сказал президент Трумэн.
Происходила настоящая поляризация Востока и Запада. Вместо коалиции военных времен на горизонте оформлялась одна и вторая группировка. Прежний латентный характер спора перерастал в открытый, из кабинетов противоречия вырвались на улицы. Западные лидеры впервые стали призывать к росту военных сил, чтобы «встретить угрозу с востока». И противостояние более не ограничивалось Восточной Европой; весной 1946 г. в центр противоречий встал Иран.
Возникает острая нужда в осмыслении и прояснении для всей американской элиты характера и смысла внешней политики СССР. Министр военно-морского флота Форрестол жалуется, что, при всех усилиях, не может найти адекватного объяснения. Вначале он мобилизует профессора Эдварда Уиллета для «решения загадки России». Вопрос: «Мы имеем дело просто с национальной единицей, или мы имеем дело с национальной единицей плюс философия, доходящая до высот религии?». Виллет пришел к выводу, что советские лидеры привержены глобальной пролетарской революции, в ходе которой «столкновение между Советской Россией и США кажется неизбежным». Форрестол был настолько удовлетворен выводами профессора, что разослал копии его доклада президенту и членам кабинета, ведущим политическим деятелям и даже папе римскому. Издателю Генри Люсу Форрестол писал: «Я понимаю, что подобные доклады легко высмеять, но среди громкого смеха давайте вспомним, что мы смеялись и над Гитлером».
В это же время раздавал свои меморандумы Чарльз Болен; они были более умеренными. Он видел задачу в том. Чтобы «интегрировать политику диктатуры, исключительно направленной на удовлетворение интересов советского государства, с интересами международного сотрудничества». Но Болен категорически выступал за переговоры, особенно узкие — трехсторонние». Объединенный комитет разведки при Объединенном комитете начальников штабов в феврале 1946 г. пришел к сходным выводам. Цель русских — безопасность, а мировая революция. Указанная постановка вопроса привела к тому, что объектом изучения стала русская национальная психология. И на этом военная разведка споткнулась: «Точного определения и рационального объяснения не может быть дано — по меньшей мере, нерусскими».