По ряду причин (Суэц, Средиземноморье, Италия и Франция, Мадагаскар и Пиренеи, проливы и Турция, Балканы) Лондон был исключительно заинтересован в господстве в Греции. Эти проблемы нужно было решать, и Черчилль с Иденом буквально загнали Сталина в угол: с недельным предупреждением они прибыли в советскую столицу. Впервые столь очевидно разгневанный Рузвельт сообщает (после продолжительных обсуждений с Гопкинсом) Сталину, что все политические и военные вопросы, которые англичане собираются обсуждать с Кремлем, представляют прямой интерес для Белого дома; только личное согласие Рузвельта способно привязать США к тем или иным решениям. Посол Гарриман будет присутствовать на всех обсуждениях, но он не полномочен высказываться за США.
Подчеркнув свое понимание растущего значения России, Черчилль вылетел в Москву. 9 октября 1944 г. он разместился на даче Молотова, которая находилась примерно в 45 минутах езды от центра города. Вечером Черчилль направился на автомобиле в Кремль на встречу со Сталиным. Во время этой первой встречи, в десять часов вечера 9 октября 1944 г. Черчилль пообещал, что «будет поддерживать установление такой границы с Польшей, которая зафиксирована в Тегеране… Эта граница необходима для безопасности и будущего России, что бы там ни говорили лондонские поляки». Это решение уже поддержано британским военным кабинетом. Как пишет Г. Колко, Черчилль был благодарен русским «чьи колоссальные человеческие жертвы — одни лишь они — сделали возможным возвращение Британии в Европу».
Желая получить компенсацию, Черчилль обратился к Сталину со словами, что «Британия должна быть ведущей средиземноморской державой», и он надеется, что «маршал Сталин позволит ему иметь решающее право при определении положения Греции. Подобным же образом маршал Сталин будет иметь решающее слово в отношении Румынии. Лучше было бы объяснить стратегические пожелания великих держав дипломатическими терминами и „не использовать фразы „разделение сфер влияния“, так как американцы могут быть шокированы. Но до тех пор, пока он и маршал Сталин понимают друг друга, можно будет объяснить всю ситуацию американскому президенту“.
Сталин ответил, что Рузвельт, по-видимому, потребует «слишком многого для Соединенных Штатов, оставляя слишком мало для Советского Союза и Великобритании, которые, в конце концов, имеют договор о взаимопомощи». Согласно собственным записям Черчилля об этом моменте переговоров со Сталиным, он поставил вопрос так: «Давайте решим наши проблемы на Балканах. Ваша армия находится в Румынии и Болгарии, у нас в этих странах имеются интересы, миссии и агенты. Давайте не сталкиваться в мелких вопросах».
Момент (пишет Черчилль) «представился удобным для дела и я сказал, „Давайте решим наши проблемы на Балканах. Ваши армии находятся в Румынии и Болгарии. У нас здесь есть свои интересы, миссии и агенты. Предотвратим столкновения по незначительным вопросам. Там, где дело касается Британии и России, как бы вы отнеслись к тому, чтобы иметь девяностопроцентное преобладание в Румынии, позволив в то же время нам иметь девяностопроцентное превосходство в Греции, а в Югославии пусть соотношение будет пятьдесят на пятьдесят“.
Черчилль взял лист бумаги и написал на нем следующее:
«Румыния — Россия — 90%, другие страны — 10%;
Болгария — Россия — 75%, другие страны — 25%;
Югославия — 50-50; Греция — Великобритания — 90%, другие страны — 10%»; Венгрия — 50 — 50 %; Болгария — Россия — 75 %, другие — 25 %.
Сталин изучил написанную Черчиллем страницу, кивнул, поставил синим карандашом галочку, и возвратил калькуляцию автору.
Как вспоминал Черчилль, в душе у него пронесся вихрь сомнений. Он даже думал, не обратить ли все в шутку. «Последовала долгая тишина. Исписанная карандашом бумага лежала в центре стола. Наконец я спросил Сталина, „может быть, он считает циничным, что мы так легко обращаемся с судьбах миллионов людей? Давайте сожжем эту бумагу“. „Нет, возьмите ее себе“, сказал Сталин. С точки зрения Сталина, для англичан это было серьезное решение, „ведь Средиземное море еще не было в их руках“.
Черчилль не упоминает в мемуарах о том, что, когда на следующий день Черчилль прислал текст этих переговоров, советские чиновники тщательно вымарали всяческие упоминания о процентах. Но Сталин, как вспоминает Гарриман, был предельно сердечным и обходительным. Он самым мягким образом воспринимал то, что говорил ему Черчилль: «Если мы правильно решим эти проблемы, мы, возможно, предотвратим несколько гражданских войн». Вчерашнее соглашение поможет остановить социальное движение влево. У Англии есть определенные обстоятельства перед монархиями Греции и Югославии. «Помимо институционного вопроса в этих странах существует идеологическое противоречие между тоталитарной формой правления и той формой, которую мы называем свободным представительством, контролируем свободными выборами. Мы очень рады тому, что вы высказались против попыток изменений существующей системы этих балканских стран посредством силы либо коммунистической пропаганды».