Мировая революция и мировая война

17 августа англо-французская миссия предложила продолжить обсуждение путей взаимодействия вооружённых сил трёх стран в случае войны и выдвинула много конкретных вопросов о возможных боевых действиях Красной Армии. В ответ Ворошилов неожиданно заявил, что до получения ответа английского и французского правительств по поводу пропуска советских войск через Польшу и Румынию следует прекратить работу совещания. После этого он сделал явно издевательское в той обстановке предложение «нашим дорогим гостям отдохнуть, посмотреть Москву, побывать на выставке, чувствовать себя как дома» [533]. Столкнувшись с решительным протестом англичан и французов против прекращения переговоров на неопределённое время, Ворошилов предложил назначить следующее заседание на 20 или 21 августа.

В тот же день состоялась новая встреча Молотова с Шуленбургом, который зачитал очередную памятную записку — о согласии германского правительства заключить пакт о ненападении. В записке указывалось на готовность Риббентропа «начиная с 18 августа, во всякое время прибыть в Москву на аэроплане с полномочиями фюрера вести переговоры о совокупности германо-советских вопросов и, при наличии соответствующих условий, подписать соответствующие договоры» [534].

После ознакомления с немецкой запиской Молотов передал Шуленбургу письменный ответ на германское предложение от 15 августа. При этом он заявил, что «Сталин находится в курсе дела и ответ с ним согласован» [535].

В советской «Памятной записке» говорилось, что правительство СССР готово «перестроить свою политику в духе её серьёзного улучшения в отношении Германии». Первым шагом этой «перестройки» называлось заключение торгово-кредитного соглашения, а вторым — подписание пакта о ненападении «с одновременным принятием специального протокола о заинтересованности договаривающихся сторон в тех или иных вопросах внешней политики, с тем чтобы последний представлял органическую часть пакта» [536]. Таким образом, на советско-германских переговорах впервые был упомянут секретный документ, который с этого времени именовался «дополнительным протоколом».

Прочитав советскую записку, Шуленбург сразу же уловил её смысл, сказав, что «центр тяжести, по его мнению, будет лежать в протоколе, и поэтому желательно получить от Советского правительства хотя бы эскиз протокола». Молотов, не желая раскрывать прежде времени всех своих (т. е. сталинских) экспансионистских намерений, ответил, что «инициатива при составлении протокола должна исходить не только от советской, но и от германской стороны. Естественно, что вопросы, затронутые в германском заявлении 15 августа (о разграничении «сфер интересов».— В. Р.), не могут войти в договор, они должны войти в протокол» [537]. Тем самым он дал понять, что пакт необходимо разделить на две части: открытый договор и секретный протокол.

После этой беседы Шуленбург докладывал в Берлин: «Молотов заявил, что советское правительство встретило предложение о визите Риббентропа с большим удовлетворением, так как выбор для поездки столь выдающегося общественного деятеля подчёркивает серьёзность намерений германского правительства… Однако приезд министра иностранных дел Рейха (по мнению Молотова.— В. Р.) потребует серьёзных приготовлений» [538].

Это сообщение только подогрело готовность Гитлера идти на любые уступки, лишь бы ускорить заключение соглашения с СССР. Вечером 18 августа Риббентроп направил очередную телеграмму Шуленбургу, в которой просил: «Пожалуйста, условьтесь немедленно о новой встрече с господином Молотовым и сделайте всё возможное, чтобы эта встреча состоялась безотлагательно» [539].

Во время встречи, состоявшейся на следующий день, Шуленбург сообщил Молотову, что «в Берлине опасаются конфликта между Германией и Польшей… Положение настолько обострилось, что достаточно небольшого инцидента, для того чтобы возникли серьёзные последствия. Риббентроп думает, что ещё до возникновения конфликта необходимо выяснить взаимоотношения между СССР и Германией… и считает нужным со всей быстротой приступить ко второму этапу» (первый этап — подписание торгово-кредитного соглашения — должен был завершиться вечером 19 августа). Чтобы не оставлять сомнений в том, что германская сторона готова пойти навстречу всем требованиям советской стороны, Шуленбург заявил: «Риббентроп имел бы неограниченные полномочия Гитлера заключить всякое соглашение, которого бы желало Советское правительство… Гитлер готов учесть всё, чего пожелает СССР… Риббентроп смог бы заключить протокол, в который бы вошли как упоминавшиеся уже вопросы, так и новые, которые могли бы возникнуть. Время не терпит».

Выслушав посла, Молотов сказал, что передаст новые немецкие предложения советскому правительству, которое «должно это обсудить» [540].