Мировая революция и мировая война

С деланным возмущением Молотов говорил о критиках самого уязвимого аспекта договора: отсутствия в нём оговорки, что пакт может быть денонсирован, если одна из его сторон выступит в качестве агрессора (такая оговорка присутствовала в большинстве пактов о ненападении, заключённых ранее между различными европейскими странами). По этому поводу он заявил: «Доходят… до того, что ставят нам в вину, что, видите ли, в договоре нет пункта о том, что он денонсируется в случае, если одна из договаривающихся сторон окажется вовлечённой в войну при условиях, которые могут дать кое-кому внешний повод квалифицировать её нападающей стороной» [635].

Доклад Молотова был встречен в Берлине с нескрываемым одобрением. Уже на следующий день после доклада Хильгер передал Молотову, вместе с сообщением о вторжении немецких войск в Польшу, сообщение о том, что Риббентроп «чрезвычайно обрадован» содержанием и «предельной ясностью» доклада и «горячо приветствует» сказанное в нём [636]. 2 сентября «Правда» опубликовала фрагменты из речи Гитлера на заседании рейхстага, где Гитлер заявил, что «может присоединиться к каждому слову, которое сказал народный комиссар иностранных дел Молотов».

Ответный шаг Берлина был выражен также в подчёркнуто дружественном приёме посла СССР А. А. Шкварцева [637], только что прибывшего в Германию. 3 сентября Шкварцев был приглашён к Гитлеру, около резиденции которого по этому поводу был выстроен почётный караул. В донесении Молотову по поводу этого приёма Шкварцев сообщал: «Я… прочитал свою речь, составленную в Москве и утверждённую Вами. На эту речь Гитлер ответил следующей речью: „Немецкий народ счастлив, что заключён советско-германский договор о ненападении. Этот договор послужит делу содружества обоих народов как в политической, так и в экономической областях“» [638].

Эти идеи нашли отражение и развитие в официозной германской печати. Орган национал-социалистической партии «Фелькишер беобахтер» 28 сентября с восторгом писал об «исторической речи» Молотова и подчёркивал, что её основные мысли нашли подтверждение в недавних речах Гитлера. «Пожалуй, никогда в истории не было такого случая,— говорилось в статье,— чтобы за один месяц в отношениях между двумя державами произошли такие перемены, как теперь между Германией и Россией… Переговоры с русскими завершились позорным провалом для англичан» [639].

Среди множества выдумок, содержавшихся в докладе Яковлева, одна касается последоговорного периода. Яковлев утверждал, что «в упоении быстрой победой над Польшей Гитлер какое-то время носился с мыслью, не разорвать ли свежеподписанный договор о ненападении с Советским Союзом и не атаковать ли внезапно и нашу страну» [640]. Это утверждение, не подкреплённое в докладе никакими доказательствами, отражало реальные исторические события, как говорится, «с точностью до наоборот». По свидетельству Хильгера, Гитлер «в течение первых пяти-шести месяцев после заключения договоров верил, что они не только осуществили непосредственную цель, но и заложили основу выгодных для обеих сторон отношений на ближайшие годы. Я обладал надёжной информацией о том, что зимой 1939—40 года Гитлер неоднократно высказывался в этом духе в кругу своих ближайших сотрудников. Мысль о том, что Сталин в подходящий момент сможет оказать нажим на ослабленную войной Германию, в то время ещё явно не беспокоила Гитлера. Напротив, тогда он казался твёрдо убеждённым в том, что военное превосходство Германии обеспечено на длительный срок и что Сталин уже по одной этой причине увидит себя вынужденным придерживаться заключённых договоров» [641].

Многие исследователи истории второй мировой войны сходятся на том, что, несмотря на всю остроту межимпериалистических противоречий, мировой войны можно было бы избежать, если бы не был подписан советско-германский пакт, резко улучшивший политическое и экономическое положение Германии. Такой информированный и проницательный историк, как К. Типпельскирх писал: «То, что Гитлер хотел войны, хотя бы локальной, является документально подтверждённым фактом. Но он бы не добился так легко этой цели, если бы не нашёл необходимых союзников и противников в лице Советского Союза, Англии и Польши. Решающее значение имела позиция Советского Союза… Так возникла война, которую никто не хотел, даже Гитлер, в той форме, какую она приняла (Гитлер вплоть до 3 сентября 1939 года надеялся, что удастся избежать вступления в войну Англии и Франции.— В. Р.) и в которой могла быть действительно заинтересована только одна держава — Советский Союз» [642]. Если в этой цитате заменить слово «Советский Союз» (война, конечно же, не отвечала политическим интересам СССР) словами «Сталин» или «сталинская клика», то мы получим адекватное описание ситуации, сложившейся осенью 1939 года.