Мировой кризис

Крестьяне были в хозяйственном отношении независимыми. При своем простом образе жизни они всегда могли поддерживать свое существование и помимо всех современных условий цивилизации. Из кожи зверей они делали себе одежду и обувь. Пчелы давали им и мед, заменявший им сахар, и воск для освещения. Хлеб у них был, и было мясо, и разные коренья. Они пили, ели и работали в поте лица. Не для них были все эти слова: коммунизм, царизм, святая Русь, империя или пролетариат, цивилизация или варварство, тирания или свобода. Все это в теории было им безразлично, и не только в теории, но и на практике. Они были и оставались людьми земли и тяжелым трудом зарабатывали свой хлеб. Однажды утром является казацкий патруль: «Христос воскрес! Союзники приближаются, Россия спасена. Вы свободны. Нет больше советов». Крестьяне ворча спешили выбрать старшин, а казацкий патруль уезжал, увозя с собою все, что только мог увезти. Несколькими неделями или несколькими днями позже приезжал на автомобиле большевик с полудюжиной вооруженных солдат и заявил: «вы свободны, ваши цепи разбиты; Христос – это обман, религия – опиум для народа. Братья, товарищи, радуйтесь наступлению великих дней свободы!» Крестьяне снова ворчали. Большевик продолжал: «Долой совет старшин, эксплуататоров бедных, наймитов реакции! Вместо них выбирайте свои сельские советы – отныне советы и Серп и Молот – порука ваших пролетарских прав». И крестьяне разгоняли совет старшин и без сложной процедуры выбирали сельский совет, но они выбирали в сельский совет тех самых крестьян, которые составляли совет старшин. А большевик и его вооруженные солдаты опять садились в автомобиль и мчались прочь, может быть, навстречу казацкому патрулю.

Москва правила Россией, и когда союзники победили и в победе своей исчерпали энергию борьбы, не было других соперников у Москвы. В стране разрозненных хозяйственных ячеек, ничем не связанных между собой, жизнь велась по примеру Робинзона Крузо, так же удаленного от цивилизации.

Древняя столица находилась в центре сети железнодорожных линий, расходившихся из Москвы во все стороны. В центре сети сидел паук. Тщетной была надежда уничтожить его, двигая против него ряды опутанных паутиной мух! И тем не менее я считаю, что 20–30 тысяч решительных, сознательных, хорошо вооруженных европейцев без особых трудностей и потерь могли бы быстро домчаться по любому из железнодорожных путей до Москвы и вызвать на бой те силы, которые были против них. Но этих 20 или 30 тысяч решительных людей или не существовало, или их нельзя было собрать воедино. Войска Деникина были разбросаны по громадному пространству; деникинцы заявляли о том, что им принадлежало политическое господство по всей захваченной территории. На самом деле они жили за счет деревень, и в силу этого скоро оттолкнули от себя деревенское население, которое вначале встречало их очень радушно. Если бы Деникин сделал необходимые приготовления для непосредственного наступления на Москву где-либо на юге и если бы он воспользовался подходящим психологическим моментом как раз перед тем, как сибирские армии начали таять, то он, по всей вероятности, мог бы добиться успеха. Завладев Москвой и ее несравненным железнодорожным узлом, имея под своим начальством корпус верных ему солдат, он мог быть спокоен за свою власть и за свой престиж. Но он не в состоянии был нанести решительного удара, не мог, подобно Наполеону, орлом налететь на таинственную столицу: ряды его войск, приближаясь к Москве, растягивались все больше и в силу этого редели, становились все слабее, солдаты падали от усталости. В конце концов, когда большевики в центре круга в достаточной степени сплотились, благодаря своей тактике – отступать постепенно к Москве, – то они, в свою очередь, перешли в наступление и не встретили никакого сопротивления, а одно только беспомощное население и многие десятки тысяч скомпрометированных политически семей и отдельных лиц.

Неустойчивые, постоянно меняющиеся операции русских армий нашли отклик в политике, или, вернее, – в отсутствии твердой политики союзников. Находились ли союзники в войне с Советской Россией? Разумеется, нет, но советских людей они убивали, как только те попадались им на глаза; на русской земле они оставались в качестве завоевателей; они снабжали оружием врагов советского правительства; они блокировали его порты; они топили его военные суда. Они горячо стремились к падению советского правительства и строили планы этого падения. Но объявить ему войну – это стыд! Интервенция – позор! Они продолжали повторять, что для них совершенно безразлично, как русские разрешают свои внутренние дела. Они желали оставаться беспристрастными и наносили удар за ударом. Одновременно с этим они вели переговоры и делали попытки завести торговые сношения.