Это уничтожает сам смысл демократии (лишая оправдания в том числе и существование формально демократических институтов), так как идеи и представления, рождаемые обществом, уже не диффундируют наверх по капиллярам социальных систем, но просто не воспринимаются элитой и, соответственно, перестают влиять на общественное развитие непосредственно, через изменение поведения этой управляющей системы.
В результате потенциал демократии съеживается до совершенно незначительных размеров самой элиты.
До момента коренного преобразования сознания элиты мы видим на довольно многочисленных исторических примерах (как в России, так и в других странах), что относительная эффективность системы управления способна на ограниченные промежутки времени во многом компенсировать слабость или даже отсутствие традиционных демократических институтов.
Пример 9.
Демократия прямого действия:
Рузвельт, Сталин, Ельцин
Не обращаясь вновь к приведенным выше и во многом экстремальным примерам, касающимся спецслужб, отметим, что в начале 30-х годов ХХ века, когда практически все развитые страны столкнулись с соблазном тоталитаризма, письма американских граждан президенту США совершенно неожиданно стали важным инструментом корректировки экономической политики государства. Ф.Д.Рузвельт добился того, чтобы по многим из них направлялись специальные представители президента, которые «задним числом» изменяли условия коммерческих сделок, недопустимо ухудшавших положение граждан и создававших при широком применении угрозу неприемлемого обострения социальной ситуации.
Классическим примером такого рода стало и получение в начале войны Сталиным письма от безвестного старшего лейтенанта Флерова, в котором тот извещал всесильного и (как молчаливо предполагалось пропагандой) всеведущего диктатора об исчезновении из немецких научных журналов статей по ядерной физики. Это письмо не просто дошло до адресата - оно было в полной мере воспринято им и (разумеется, наряду с другими сигналами подобного рода) стало одной из причин развертывания советской ядерной программы.
Даже в совсем недавние времена - в самом начале 1991 года - одно-единственное письмо (а точнее, способность и желание элиты воспринимать мнения общества) весьма существенно повлияло на судьбы нашей страны. Мало кто помнит, что тогдашний лидер реформаторов Б.Ельцин, будучи хотя и мятежным, но все же первым секретарем обкома, отнюдь не был обуреваем исключительно разрушительными порывами и с большим трепетом относился к мерам, грозящим дальнейшей дестабилизацией тогдашнего советского общества. Это чувство было противоречивым, так как он понимал, что именно дестабилизация несет ему власть; вместе с тем, будучи безусловным патриотом своей страны, действительно мечтавшим о ее светлом будущем, он инстинктивно страшился чрезмерного масштаба разрушений (возможно, и потому, что править разрушенной страной - удовольствие не из приятных).
В частности, Б.Ельцин опасался стихийного забастовочного движения шахтеров, которое, хотя и было нацелено против союзных властей, потенциально было весьма серьезным дестабилизирующим фактором. Кроме того, оно было не управляемым им и чуждым ему процессом.
Несмотря на многочисленные (и весьма разнообразные, как это обычно бывает) советы, Б.Ельцин, насколько можно понять, длительное время не знал, как относиться к шахтерскому движению. Окончательный перелом произошел, когда где-то в середине января 1991 года на его имя пришло письмо от обычного шахтера. На полутора листках из детской ученической тетрадки тот очень внятно и убедительно разъяснял лидеру демократов, что все, что нужно шахтерам - это право продавать по свободным ценам 10% добываемого ими угля, и что они поддержат любого политика, который признает за ними это право.
Б.Ельцин воспринял эту идею и, «оседлав» шахтерское движение, превратил его в свой таран против Горбачева, вырвал у последнего Ново-Огаревские соглашения, ставшие началом трансформации Советского Союза и прелюдией к его распаду, пришел к власти, превратил все 90-е годы в одну непрекращающуюся «эпоху Ельцина» и сохранил колоссальное политическое влияние, даже формально уйдя в отставку.