Мировой кризис

– Я подсунул визитки под дверь, мсье не открывал, – тут же осведомил гарсон голосом завзятого ябедника. Схватил машинально протянутую доктором Шпилером купюру в десять франков и немедля сбежал. Жандарм пока оставался возле лестницы, наблюдая.

– Ничего себе живут банкиры в веселом Париже, – беззаботно присвистнул Тим, остановившись на пороге обширного кабинета.

– Познакомьтесь, это мадемуазель Мари, – Робер, слегка потолстевший и отрастивший короткую черную бородку, ничуть не смутился, продолжая застегивать пуговицы на сюртуке. – Мари, это мои друзья из Североамериканских Штатов.

Брюнетистая девица, вся в легкомысленных розовых кружевах, улыбнулась профессионально-приветливо. Продолжила натягивать шелковые чулки, выставив на всеобщее обозрение воздушную точеную ножку.

– Значит, обед, – хмыкнул Тимоти. – Боже мой, Робер, в прежние времена ты не мог даже взглянуть на женщину не краснея!

– Прошлое в прошлом, – невозмутимо отреагировал мсье де Монброн, поправляя фиолетовый галстук-бант с аметистовой брошью. Повернулся к фривольной особе: – Мари, крошка, я телефонирую вечером. Клод тебя проводит…

Особа, так и не произнесшая и единого слова, упорхнула за дверь.

– Господа, кстати насчет обеда! Я заказывал на двоих, но мы… Впрочем, это неважно. Я немедленно позвоню в ресторацию мсье де ла Креси, это на соседней улице! Очень советую лосося в бретонском соусе!

– Робер, мы не хотим кушать, – сказал доктор Шпилер.

– …А вот я бы выпил, – продолжил Тимоти. – Где у тебя бар?

– Ирландский варвар! Какой бар в деловом кабинете? Посмотри на столике, в ведерке со льдом осталось шампанское, мы почти не пили…

Тимоти отродясь был человеком простым и незамысловатым. Техасец, что возьмешь! Нашел бутылку темного стекла с «Мадам Клико» 1902 года, зубами вытащил пробку, налил в бокал. Предложил доктору, но Шпилер отказался – он позволял себе спиртное только вечером.

Выглядел Робер блестяще. Во-первых, новоиспеченный директор всегда одевался в соответствии с модой; даже тогда, на Рейне, предпочитал носить костюм, а не рабочую робу и прорезиненный плащ, как все остальные. Во-вторых, Монброн следил за собой – темные волосы и бородка аккуратнейше пострижены лучшим куафером, маникюр, запах дорогой кёльнской воды, здоровый цвет лица, приятная полнота (правда, не особо сочетающаяся с невеликим ростом Робера), уверенно-спокойный взгляд карих галльских глаз.

Черт, и ведь мсье де Монброн лишь на два года младше всех прочих концессионеров – двадцать четыре ему исполнится только в грядущем августе!

– В чем дело? – Робер, оценив мрачноватые лица Тимоти и доктора, вдруг построжал. Сдвинул брови. – Почему вы не предупредили о приезде? Что произошло? Это связано с…

Тим вынул из внутреннего кармана пиджака телеграмму Джералда. Передал Роберу.

– Но… – выдохнул Монброн. Побледнел. – Опять?

– Только не реви!

– Да я и не реву, кретин! Что это значит? Оно вернулось?

– Поверьте, дорогой Робер, пока ничего не известно, – мягко сказал доктор. – Джералд не стал вызывать вас телеграммой, зная, что вы найдете способ отказаться, не поехать. Поэтому он прислал нас. Но если и сейчас вы будете против, мы не вправе настаивать. Решать вам.

Цвет лица Робера де Монброна поочередно сменялся с молочно-белого на зеленоватый, затем на багровый. Было видно, что в нем борются застарелый страх и уверенность в самом себе – та самая уверенность, которую он обрел в ночь на 15 апреля 1912 года, когда «Титаник» протаранил плавучую ледяную гору.

– Я… – пролепетал Робер, – я не знаю. Надо сообщить маме. У меня ответственная должность… Я не могу просто так уехать!

– Ты все еще советуешься с мамой? – поддел Тимоти.

Робер мигом вызверился, сверкнул глазами:

– Так! Билеты в Лондон есть?

– Давно куплены. На всех троих. Отправление сегодня, поездом с Гар дю Нор в семь вечера.

– Отлично. Я успею утрясти все дела. Сколько денег взять с собой?

– Столько, сколько посчитаешь нужным.

– Значит, много. Ничего, в наличных нет затруднений. Как думаете, это надолго? На Рейне мы возились полгода!

– Не знаю, Робер.

– Боже… Вот и кончилась спокойная жизнь! Я знал! Я знал, что эта гадина однажды вернется!

– Монбрончик, давай без истерик.

– Тимоти, умоляю, хватит! Отправляйтесь на вокзал. Я приеду в половине седьмого, к поезду. Какой вагон?

– Четвертый. Точно приедешь, плакса?

Робер де Монброн молча шагнул к мистеру О‘Доновану и не раздумывая залепил ему прямой хук в переносицу. Сразу схватился левой рукой за ушибленные костяшки пальцев.

– Вот это я понимаю, – восхищенно сказал Тим, утирая хлынувшую из ноздрей кровь медвежьей пятерней. Техасец смотрел на малыша Робера едва не с восторгом. – The best! Где у тебя туалетная комната, мне надо умыться! Я закапаю костюм!

– Вон та белая дверь, – потряс ладонью Монброн. – Извини, пожалуйста, я, честное слово, не хотел!

– Да все отлично! – прохрипел Тим, пуская холодную воду из крана. – Вот тебе и плакса!

* * *