Мировой порядок

Тем не менее участие Китая в вестфальской структуре подразумевает некую двойственность, проистекающую из исторического опыта. Китай помнит, что изначально его вступление в международную систему государств было вынужденным, что его фактически обязали признать международный порядок, противоречащий идентичности страны, причем способами, если уж на то пошло, не согласующимися с общепризнанными принципами Вестфальской системы. Когда звучат призывы придерживаться «правил игры» на международной арене и соблюдать «обязанности», естественная реакция многих китайцев, в том числе высших руководителей страны, во многом определяется осознанием того факта, что Китай не участвовал в принятии правил этой системы. Китай просят – и он, проявляя благоразумие, соглашается – соблюдать правила, в разработке которых он не принимал ни малейшего участия. И китайцы ожидают – рано или поздно они начнут реализовывать эти чаяния, – что международная система будет развиваться таким образом, который позволит Китаю занять центральное место в дальнейшем нормотворчестве (с возможностью пересмотра некоторых существующих правил).

В ожидании этого исхода Пекин стал гораздо активнее на мировой арене. Со статусом китайской экономики, как потенциально крупнейшей в мире, сотрудничества и поддержки Китая теперь ищут на любом международном форуме. Китай участвовал во многих престижных проектах двадцатого и двадцать первого веков – принимал Олимпийские игры, отправлял своих президентов выступать перед Организацией Объединенных Наций, торжественно встречал глав государств и правительств ведущих стран мира. По любым меркам, Китай восстановил престиж, которым обладал на протяжении тысячелетий. Вопрос ныне в том, как он воспринимает современные шаги по формированию мирового порядка – в частности, каковы будут его отношения с США.

Соединенные Штаты Америки и Китай – оплоты мирового порядка. Примечательно, что обе страны исторически проявляли двойственное отношение к международной системе, а теперь превратились в ее «якоря» и подтверждают свою приверженность ее принципам, даже когда критически воспринимают отдельные аспекты данной конструкции. Китай не имеет опыта исполнения роли, на которую претендует в двадцать первом столетии, – роли отдельного крупного государства среди равных. Точно так же у США нет опыта взаимодействия на постоянной основе со страной сопоставимого размера и схожей экономической эффективности, но исповедующей совершенно другую модель внутреннего порядка.

Культурный и политический фон двух стран разнится в важных аспектах. Американский подход к политике прагматичен; Китай предпочитает концептуальность. Америка никогда не подвергалась угрозам могущественных соседей; Китай никогда не оставался сам по себе, без сильного противника у границ. Американцы считают, что каждая проблема имеет решение; китайцы уверены, что каждое решение открывает дорогу новому комплексу проблем. Американцы реагируют на текущие обстоятельства; китайцы концентрируются на эволюционных изменениях. Американцы намечают повестку дня, руководствуясь практическими, «достижимыми» целями; китайцы постулируют общие принципы и анализируют, что из них следует. Китайское мышление сформировано частично коммунизмом, но частично опирается на древнюю традицию – все в большей степени; ни то, ни другое не присуще американцам.

Китай и США лишь недавно с исторической точки зрения стали полноправными участниками международной системы суверенных государств. Китай считает себя уникальным и во многом пребывает в собственной «реальности». Америка также полагает себя уникальной, «исключительной», однако придерживается морального обязательства распространять свои ценности по всему миру, зачастую забывая о raison d’etat. Два великих общества с разными культурами и идеологиями претерпевают фундаментальные внутренние корректировки; потенциальное соперничество или новая форма партнерства между ними сформируют перспективы мирового порядка двадцать первого века.