Мировой порядок

Пока Великобритания оставалась доминирующей военно-морской державой, она следила за равновесием сил в Европе. Во время русско-японского конфликта 1904–1905 годов Рузвельт продемонстрировал, каким образом он будет применять свою концепцию дипломатии по отношению к балансу сил в Азии, а при необходимости – и в глобальном масштабе. Для Рузвельта вопрос заключался в балансе сил на Тихом океане, а не в недостатках российского самодержавия (хотя никаких иллюзий в этом отношении он не питал). Поскольку беспрепятственное продвижение на восток, в Маньчжурию и Корею, России – страны, которая, по словам Рузвельта, «проводит политику постоянного противодействия нам на Востоке и политику к тому же буквально бездонного лицемерия», – было враждебно американским интересам, Рузвельт сначала приветствовал военные победы Японии. О полном уничтожении российского флота, который, перед тем как погибнуть в Цусимском сражении, преодолел половину земного шара, он сказал, что Япония «играет в нашу игру». Однако когда японские победы начали угрожать окончательно сокрушить позиции России в Азии, мнение Рузвельта изменилось. Хотя он восхищался японской модернизацией – и, возможно, именно из-за нее, – Рузвельт стал относиться к экспансионистской Японской империи как к потенциальной угрозе положению США в Юго-Восточной Азии и пришел к выводу, что когда-нибудь она сможет «предъявить требования на Гавайские острова».

Рузвельт, хотя и был, в сущности, сторонником России, предпринял посреднические усилия по урегулированию конфликта в далекой Азии, тем самым подчеркнув роль Америки как азиатской державы. Портсмутский договор 1905 года стал квинтэссенцией рузвельтовской дипломатии баланса сил. Договор ограничивал японскую экспансию, предотвращал крах России, и в результате, как это описывал Рузвельт, Россия «будет оставлена лицом к лицу с Японией, чтобы каждая сторона могла оказывать сдерживающее влияние на другую». За свое посредничество Рузвельт был вознагражден Нобелевской премией мира, став первым американцем, удостоенным подобной чести.

К своему достижению Рузвельт относился не как к установлению прочного мира, а как к начальному этапу в управлении равновесием в Азиатско-Тихоокеанском регионе. Когда Рузвельт начал получать тревожные разведывательные сведения о японской «партии войны», то решил дать знать ее представителям о решимости Америки, но проделал это с изысканной утонченностью. Он отправил шестнадцать линкоров, выкрашенных, дабы продемонстрировать мирный характер их миссии, в белый цвет, – так называемую «Великую белую флотилию», – в «кругосветное плавание»; боевые корабли должны были посетить с дружественными визитами иностранные порты и послужить напоминанием, что ныне Соединенные Штаты в состоянии развернуть в любом регионе мира превосходящие силы военно-морского флота. Как Рузвельт писал своему сыну, демонстрация силы должна стать предупреждением для агрессивной фракции в Японии и таким образом обеспечить достижение мира посредством демонстрации силы: «Не думаю, что будет война с Японией, но считаю, что вероятность войны достаточно велика, чтобы в высшей степени разумным было бы застраховаться от нее, создав такой флот, который не позволит Японии надеяться на успех».

С Японией, которой с таким размахом демонстрировалась американская военно-морская мощь, в то же время следовало обращаться с предельной вежливостью. Рузвельт предупредил командовавшего флотилией адмирала, что тому нужно приложить все силы, чтобы не оскорбить чувства страны, которую он направлен сдерживать.

«Хотел бы указать Вам – хотя я и не полагаю это необходимым – проследить за тем, чтобы никто из наших людей не совершил ничего неуместного во время пребывания в Японии. Если вы отпустите членов экипажа в увольнение на берег в Токио или в другом городе Японии, то тщательно отбирайте только тех, на кого можете положиться в полной мере. На нас не должно пасть и тени подозрения в дерзости или грубости… Если не считать случая потери корабля, то при таких особенных условиях мы скорее будем оскорблены сами, чем нанесем оскорбление кому бы то ни было».

Как любил говаривать сам Рузвельт, Америка должна «не повышать голоса, но держать наготове большую дубинку».