Мировой порядок

За тысячелетия до того, как европейские мыслители сумели сложить из разрозненных фактов теорию баланса сил, «Артхашастра» предлагала аналогичную, даже более комплексную систему под названием «круг государств». Политические курсы соседствующих государств, согласно анализу Каутильи, существуют в состоянии латентной вражды. Сколько бы показной дружбы ни демонстрировал правитель, он, когда его могущество значительно возрастет, в конце концов обнаружит, что в его интересах приступить к регулярному ослаблению соседей. Это, если угодно, динамическое самосохранение, к которому мораль не имеет никакого отношения. Во многом опередив Фридриха Великого, действовавшего две тысячи лет спустя, Каутилья пришел к выводу, что безжалостная логика конкуренции не допускает никаких отклонений: «Победителю надлежит [всегда] стремиться укреплять собственную власть и добиваться собственного счастья». Императив очевиден: «Если… завоеватель побеждает, тогда следует воевать; в противном случае война бесполезна»[85].

Европейские теоретики провозгласили баланс сил высшим идеалом внешней политики и предложили мировой порядок, основанный на «равновесии» государств. По «Артхашастре» цель стратегии состоит в покорении всех прочих государств и преодолении того равновесия, которое стоит на пути к победе. В этом отношении Каутилья более сопоставим с Наполеоном и Цинь Ши-хуанди (императором, который объединил Китай), чем с Макиавелли.

С точки зрения Каутильи, государства обязаны отстаивать свои интересы, это даже важнее, чем слава. Мудрый правитель будет искать союзников среди соседей своих соседей. Цель такого поведения – создание системы альянсов с победителем в центре: «Государь, желающий победить, должен воображать круг государств в виде колеса – сам он в центре, а его союзники по ободу, соединенные с ним осями, пусть и разделенные спорными территориями. Противник, сколь бы силен он ни был, становится уязвимым, когда его помещают между завоевателем и союзниками последнего». Никакой союз при этом не считается постоянным. Даже в собственной системе альянсов государю следует «вести дела так, чтобы увеличивать свою власть», и маневрировать, дабы укрепить позиции своего государства и помешать соседям злоумышлять против него.

Подобно китайскому стратегу Сунь-Цзы, Каутилья утверждал, что наименее прямой курс зачастую самый мудрый: для разжигания розни между соседями или потенциальными союзниками, чтобы «заставить одного соседнего государя бороться с другим и таким образом предотвратить попытки соседей объединиться – а затем захватить территорию врага». Стратегические усилия не имеют предела. Когда стратегия побеждает, владения государя расширяются, границы перекраиваются, и круг государств необходимо «калибровать» заново – и провести новые исчисления могущества: «Отныне некоторые бывшие союзники становятся врагами, и наоборот».

Разведывательные операции, которые в наше время именуются тайными, в «Артхашастре» признаются важным инструментом политики. Действуя во «всех государствах круга» (то есть на территории друзей и врагов) и привлекая в свои ряды «святых подвижников, странствующих монахов, фокусников, бродячих певцов возниц, бродяг [и] гадалок», агенты разведки должны распространять слухи для разжигания розни внутри государств и между ними, деморализовывать вражеские войска и «уничтожать» противников своего государя, когда представится такая возможность.

Надо отметить, что Каутилья видел цель беспощадной политики в построении гармоничной универсальной империи, приверженной дхарме – вневременному этическому порядку, принципы которого установлены богами[86]. Но обращение к морали и религии производилось больше во имя практических, оперативных целей, чем во имя соблюдения принципов как таковых; это элементы стратегии и тактики завоевателя, а не императивы объединяющего порядка. «Артхашастра» советовала вести себя сдержанно и человеколюбиво – что в большинстве случаев стратегически полезно: государь, изводящий своих подданных, может лишиться их поддержки и будет уязвим перед восстанием или вторжением; завоеватель же, который из прихоти надругался над обычаями и моралью покоренного народа, рискует спровоцировать этот народ на мятеж.