Мировой Ворон

– Это твой зал, твой город, твоя земля, – прошептал ей жрец.

Халла вернулась на свое место и наконец подняла взгляд на Алахана. Он тоже смотрел ей прямо в глаза, но хмуро и неуверенно.

– Это мой замок. Мой город. Моя земля. Мы можем воевать плечом к плечу при защите Тиргартена. Но ты пока еще только вождь Фредериксэнда, а не всего Фьорлана.

– Халла… – умоляюще произнес Вульфрик.

– И ты, и я – мы оба хотим убить Рулага и освободить Фьорлан, – сказала Летняя Волчица, не отводя взгляда от Алахана. – Но я не знаю этого человека и не готова присягнуть ему на верность, пока не буду до конца в нем уверена.

* * *

Халла спала в кровати, настоящей кровати с пуховой периной, зарывшись в мягкие пухлые подушки, а перина обнимала ее, словно старый друг, и усталая воительница провалилась в мирный сон без сновидений, наслаждаясь каждой его секундой. А когда она проснулась, ей не стало холодно от морозного утреннего ветра – он просто еще раз напомнил ей, что она вернулась домой. Продуваемые всеми ветрами двери и древний камень замка хранили множество воспоминаний, и женщине казалось, будто с тех пор, как она ушла из дома, прошел не жалкий год, а целая вечность. Ностальгия и страшная усталость действовали лучше любого снотворного. Она даже почти не вспоминала о молодом вожде… почти.

Если бы Халле дали, она проспала бы еще целые сутки. Она бы забыла обо всем, даже о Фьорлане, и уплыла в мирное забытье в теплой постели. Но реальность ей не позволила. Никто не стучался в дверь, не будил ее ото сна. Просто беспокойные мысли скреблись на задворках сознания, напоминая, что под ее руководством все еще находятся сотни людей. Даже больше – под ее управлением целый город. Но делает ли это ее вождем?

Раннее пробуждение, ледяной ветер и невеселые мысли – не самое удачное начало дня. Хотя выспалась она отменно.

Летняя Волчица немного помедлила, внимательно рассматривая себя, перед тем как одеться. За год у нее появилось немало новых шрамов. Глубокая рана на плече, полученная при штурме Медвежьей Пасти, уродливый шрам на предплечье из Ро Хейла и множество царапин и порезов от бесконечных сражений и странствий. Руки загрубели, покрылись мозолями, от кончиков пальцев отходила омертвевшая кожа. Два круглых шрама на груди остались от укуса ледяного паука, и они только недавно окончательно зажили. Когда-то гладкая и девственно чистая, теперь кожа Халлы словно хранила летопись войны и страданий. Женщина никогда не считала себя красавицей и почти не обращала внимания на внешность, и теперь тело соответствовало ее разуму: сильное, покрытое шрамами. Длинные рыжие волосы она слишком долго стягивала в хвост, и сейчас ей непривычно было видеть, как они рассыпаются по плечам. Еще более странным казалось, что они наконец стали чистыми.

Ей выправили доспехи и наточили топор, а она переоделась в чистую одежду из льняного полотна и в теплые меха и даже стала почти похожа на женщину. Халла улыбнулась этой мысли. «Словно женщина, но не совсем».

Халла вышла из комнаты, и коридор встретил ее внезапным порывом ледяного ветра. Коридоры и лестницы ее замка – старейшего на землях людей – отчаянно нуждались в ремонте и уходе.

Летняя Волчица быстрым шагом направилась в большой зал, где никогда не гас огонь в очагах. Тепло от него расходилось дальше по замку, но только в ближайшие комнаты, а спальни находились довольно далеко от главного зала, и в них неплохо было бы установить свои камины. Последние несколько ступенек Халла преодолела бегом, плотнее запахнувшись в меховой плащ.

– Халла! – с удивлением воскликнул Трикен Ледяной Клык. Он в одиночестве сидел посреди зала, а перед ним на столе лежал его боевой топор.

– Ты уже проснулся или засиделся тут с вечера? – спросила она, расположившись рядом с ближайшим очагом, чтобы согреть заледеневшие руки.

Оружейник потер глаза и, похоже, попытался собраться с мыслями.

– Я рано поднялся, госпожа… очень уж много дел. Куча ублюдков требует моего внимания. Им нужны еда, жилье – чего только им не нужно…

Халла встала, потирая ладони. Утреннее солнце ярко сияло через высокие окна, отбрасывая тени на бочки с медовухой.

– Через день-два они освоятся, – ответила она. – Если, конечно, Рулаг будет так великодушен, что даст нам эти два дня.

Трикен встал, выпятив грудь – из-за пышной рыжей шевелюры он выглядел почти комично.

– Не беспокойтесь, госпожа. – Он отвел взгляд. – Я скорбел, узнав о смерти Алефа. Я любил его. Все жители города его любили.

Ей приятно было слышать такие слова об отце. Трикен состоял при нем оружейником и знал его гораздо лучше, чем большинство жителей. Летняя Волчица благодарно кивнула и подошла ближе к нему. Он так и не поднял на нее взгляд.

– Все изменилось, Халла. Мне кажется, мы на грани… я чувствую, будто к нам что-то приближается… смерть или хуже смерти.

– Так и есть, – ответила воительница. – Но в нашей власти с ней справиться. И мы можем победить, отвоевать себе свободу и новую жизнь. Посмотри на меня, Трикен.

Он поднял на нее покрасневшие глаза.