Мироздания… неконченное дело

Чацкий – представитель старинного, но оскудевшего теперь дворянства, нищий по социальному положению – владелец всего трех сотен душ – неудачник по службе (участливый вопрос Молчалина: « Вам не дались чины, по службе неуспех» – и горько – гневная отповедь Чацкого – «Чины даются людьми, а люди могут обмануться»).

Он оказывается социальным беспризорником, бесправным изгоем, извергается с быстротой кометы из верхов общества – ведь для равноправного пребывания в нем нужно иметь такое же «сытое сознание» – с « именьем быть и в чине» (» Будь плохонький, да если наберется душ тысячи две родовых, тот и жених») или состоять в « бессловесных» Молчалиных, с помощью этой «бессловесности» и «прислуживанья» также доходящих через некоторое время « до степеней известных», то есть добивающихся и имений и чинов.

Создание колоритного образа Чацкого – «гонителя на Москву» – масштабная заставка всей литературной и общественной жизни страны, его мятежный пафос бросает яркий свет на всю социальную многослойность дворянской идеологии.

Образ Чацкого – это положительный образ просвещенного демократического дворянина, в котором сейчас так нуждается « вялая кляча российской истории».

Образ Чацкого – в значительной степени «alter ego» самого автора, рупор для высказывания собственных авторских взглядов.

Но еще в большей мере этот образ – детонатор латентных, скрытых от внешних взоров, пороков и прихотей высшего общества, скользящих на золотых паркетах «вертепного века», приносящего в угоду своей праздности и лени святость и благость.

Этот образ вобрал в себя изумительные по сатирической меткости зарисовки многоплановости московского дворянского общества – говоря современным языковым сленгом, был создан уникальный жизненно правдивый бренд под названием « Грибоедовская Москва» или «Фамусовская Москва».

Белинский называет Грибоедова «Шекспиром комедии», но можно и добавить, что Грибоедов – это тот, кто «убивал себя собственной мыслью».

Материал для своих персонажей и событий (которые протекают непрерывно в течение 24 часов, а одной площадке – в доме Фамусова) Грибоедов брал прямо из жизни. Современники говорили о зеркальности комедии: в ее действующих лицах они узнавали или самих себя или своих знакомых.

Да и сам Грибоедов не отрицал «портретности» выведенных им характеров: «Характеры портретны. Да! Портреты и только портреты входят в состав комедии… в них, однако, есть черты, свойственные многим другим лицам, а иные всему роду человеческому настолько, насколько каждый человек похож на всех своих двуногих братьев».

Можно смело утверждать: в сатирические «портреты» своих москвичей Грибоедов емко вложил сгущенную типичность, свойственную « всему роду человеческому».

В этом – и неувядающая сценическая жизненность пьесы вплоть до наших дней.

А еще и в том, что «новизна» пьесы позволила: создать двуединую интригу сюжета (любовь и общественная драма Чацкого); вывести «выдвижных» лиц и эпизоды; единое место и время действия (дом Фамусова, непрерывные 24 часа); классические образы наперсницы – Лизы и резонера, скептика и критика – Чацкого; стихотворный язык восходит к языку басен Крылова с самыми разнообразными рифмовками – все это придает стиху комедии легкость, подвижность, непринужденность (что не бывало ранее в драматическом произведении).

Язык «Горе от ума» явился полным откровением для современников:

А. Бестужев: «невиданная доселе беглость и природа разговорного русского языка в стихах»;

О. Сомов видел в комедии «всю живость языка разговорного… непринужденный, легкий язык, каким говорят у нас в обществе».

В. Ф. Одоевский: «До Г. слог наших комедий был слепком слога французских… у него одного находим мы в слоге колорит русский…»

Непосредственное, умственно – эмоциональное впечатление современников подтверждается всецело лингвистическим анализом: около 87% словаря «Горе от ума» составляют чисто русские слова с элементами народной речи, живого языка.

Своей формой (комедия и драма), своим языком (заостренно народным, русским), своим социально – общественным содержанием (конфликт просвещенности и невежества правящих кругов), «Горе от ума» произвело переворот в русской драматургии.

Воздействие комедии вышло далеко за пределы литературной области: огромное количество стихов, по оправдавшемуся предсказанию Пушкина, «вошло в пословицу», большинство персонажей приобрело значение нарицательных имен.