Ортанс попытался было сказать что-то, но Цзиянь махнул искусственной рукой, вынуждая его замолчать.
— В некотором смысле это и есть техническое чудо. Я попал в эпицентр взрыва — был неприятный момент в моей биографии… Это все в прошлом. Ханьские врачи буквально собрали меня по кусочкам, а потом судьба привела меня в Лунденбурх. Не скажу, что тут искусственные глаза и руки вызывают у людей приятные чувства… как и принадлежность к другим национальностям. Так получилось, что в настоящий момент я не полностью функционален. Возможно, без помощи Ортанса дела обстояли бы гораздо хуже, потому что с Хань я давно не поддерживаю контакт.
— О! — просиял мистер Мирт. — Мистер Ортанс, вы способны работать с биомеханикой? Вы же самородок!
— Предпочитаю считать себя просто талантливым механиком…
— Он слишком скромен! — сказал Цзиянь. — Но лучше него вы действительно не найдете человека для своего дела, мистер Мирт. Я ходячее тому подтверждение. А еще я просто вижу этот вопрос в ваших глазах: кто он, этот человек? Откуда он пришел и какую опасность несет? Уверяю вас: никакой. Мое прошлое действительно осталось позади. Сейчас я просто ханьский эмигрант, готовый на любую работу, чтобы оплатить свое лечение.
— Детали… — понял вдруг мистер Мирт. — Да, это наверняка очень сложно и дорого… Конечно, я заплачу вам такую же ставку, как вашему другу. Но попрошу вас не скрывать ваши… механические особенности, а, напротив, выставить их на всеобщее обозрение. Вы будете ходячим манифестом науки. То, что я попрошу у вас, здорово разгрузит мои собственные плечи. Надо будет общаться со зрителями и отвечать им на вопросы, касающиеся паровой машины. Любые вопросы. Я просвещу вас насчет абсолютно любых нюансов. У вас такой чудесный бриттский, что, я уверен, людям будет приятно собраться вокруг вас и послушать.
— Ловить на диковинку, чтобы продать другую диковинку — а вы стратег, мистер Мирт, — сощурился Цзиянь. — Не скажу, что то, что вы предлагаете, дастся мне достаточно легко. Но я приложу все силы, чтобы презентация прошла хорошо.
— Тогда по рукам, — решительно сказал мистер Мирт. — И, раз уж вы теперь тоже члены моей маленькой команды… маленького паровозного общества… Думаю, что я должен посвятить вас в еще один секрет этого дома: в ближайшее время вам придется часто бывать здесь.
Мисс Эконит улыбнулась, поняв, к чему он клонит, и попросила, подойдя к дверям гостиной:
— Поуп, дорогой, не мог бы ты принести пирожных к чаю? Наши коллеги хотели бы познакомиться с тобой!
Мирт. Истина короля
Из дневника Габриэля Мирта
Лунденбурх, декабрь, 18** год
…не могу поверить, что до Ежегодной Выставки достижений осталось несколько дней!
Полгода прошло с тех пор, как Амелия присоединилась к моей затее, год — с того момента, как я впервые решился на реализацию той идеи, которая по сей день кажется мне порой безумной, и много, много дней с момента зарождения Идеи. Мечты.
И я могу сказать, что изменилось многое. Я думал, что двигаюсь вперед исключительно ради Просвещения, ради того, чтобы наполнить истинным смыслом это порядком потасканное в гражданских боях слово. Но теперь, познакомившись с Амелией, проникнувшись до глубины сердца судьбой несчастного Эконита, я понимаю, что гораздо сильнее теперь стремлюсь реабилитировать его честное имя, заставить людей вспомнить о нем, вспомнить о его великих достижениях. Собственное тщеславие отошло на второй план. Чего стоят все мои изобретения, если они не спасают от самого главного — от забвения?
Несмотря на все мои патенты, моя известность и близко не сравнима пока с той, что гремела вокруг имени Гилдероя Эконита во времена его былого расцвета. Так сейчас заговорили обо мне — кто-то как о гении, кто-то как о мечтателе, кто-то как об опасном безумце. И я не могу теперь изгнать из головы мысль о том, что и со мной однажды могут поступить, как с ним. Только вот у меня ни жены, ни дочери, ни сына, только каменная горгулья, способная в случае чего позаботиться о себе, да и та досталась в наследство от изгнанного названого брата. Мне нечего бояться и нечего терять, и потому я рискую.
Чем ближе день, который изменит все — день запуска паровой машины, — тем чаще я задумываюсь о тех шагах, которые я сделал по жизни. О той дороге, что привела меня именно в эту точку. Я вспоминаю того мальчика, которого привели под двери королевского дворца, чтобы навсегда оставить там. Мальчика, которого нарекли Миртом — в честь священного дерева, того самого, которым король фаэ однажды скрепил союз с королем людей. Так и я должен был скрепить союз между людьми и фаэ — но оказался бессилен против его разрушения. А он рассыпался, словно древний каменный мост, незаметным каменным крошевом. Изгнание принца Андерса — моего брата и друга, наследника и любимого сына — навлекло гнев фаэ на всех, и с тех пор… С тех-то пор все и понеслось под откос. И Призыв Просвещения был лишь следствием множества поступков, ошибок и не вовремя сказанных слов.