Миртала подняла веки и посмотрела в глаза Фании, глубокую черноту которых смягчало их выражение — нежное и ласковое, но прежде всего полное интереса. Она смотрела на еврейскую девушку, которая вдруг побледнела и даже отшатнулась на пару шагов. Войти внутрь одного из тех домов, на которые она восхищенно смотрела столько раз, о жителях которых ей приходило в голову столько всяких чудесных мыслей, было бы для нее безмерной радостью. К тому же она услышала, что там будет Музоний… Так что у нее появится возможность увидеть вблизи и услышать сего мужа… Однако это был дом едомитян! Можно ли ей переступать порог дома тех, кого проклинали ее собратья? Что сказал бы на это Менахем? Что на это сказала бы Сарра, старший сын которой недавно погиб на войне с едомитянами? Что сказал бы муж Сарры, мрачный Симеон, насупленные жесткие брови которого в ненависти сходились от одного только слова «римлянин»? Что сказал бы на это Йонатан… если бы вернулся и узнал, что его невеста посещает дом тех, с кем он вел кровавую битву в стенах окруженного Иерусалима, от мстительной длани коих убегая, скитался он теперь по африканским пустыням, как преследуемый зверь? Бледная, раздираемая между двумя противоположными чувствами, она подняла очи, полные слез, и уже была готова вымолвить: «Нет, госпожа, я не пойду с тобой!» — как Артемидор слегка коснулся ее руки и полушутя, полусерьезно сказал:
— Приходи, не бойся! Мы тоже люди и открыты для всего человеческого, откуда бы оно ни было.
И она забыла обо всем. Все — Тибрское заречье, Менахем, Сарра, Симеон, Йонатан, — все перестало существовать для нее. Не просто послушно, но даже воодушевленно, живо и грациозно последовала за Фанией и Артемидором. Из их разговора она вскоре узнала, что идут они в дом римского претора Гельвидия Приска, высокого сановника, чье имя часто со страхом вспоминал народ затибрского предместья. Однако страх этот, скорее всего, объяснялся тем, что был Гельвидий среди едомитян сановником высоким и могущественным, ибо ни о каком злодеянии в связи с его именем она не слышала. Значит, она увидит римского претора? Интересно, как он выглядит? На вид он, должно быть, страшен: взгляд испепеляющий, рука железная и вся в крови, а может… он более походит на льва-людоеда или на хищного громадного орла, чем на человека? Дрожа входила она в атриум дома — в четырехугольном проеме над колоннадой парило открытое небо, а на полу из серого мрамора выделялась выложенная красными буквами гостеприимная и веселая надпись «Привет!».
Глава III