Миры Брэма Стокера. Дракула. Свободные продолжения.

Позже, когда дождь перестаёт и сирень успокаивается к ночи, возвращается сестра и обнаруживает Мину в полусне, всё ещё сидящей на краю кровати, подобно какому-то глупому попугаю или старой горгулье. Она укладывает Мину обратно. Раздаётся глухое щёлканье стоек ограждения. Сестра что-то бормочет себе под нос, так тихо, что Мина не может разобрать слов. И она лежит очень спокойно на жёстких от крахмала простынях и наволочке и слушает капель и бульканье на улице — бархатистые звуки, оставшиеся после грозы. Их почти достаточно, чтобы на пару часов сгладить звучание Манхеттена. Грубо поддёрнутое под её подбородок одеяло, шум колёс такси, гудок автомобильного клаксона, полицейская сирена в нескольких кварталах. И шаги на тротуаре под её окном, а потом — мягкие, такие, что их невозможно ни с чем спутать, звуки бега волчьих лап по асфальту.

 Кровавый ширится прилив и топит
Стыдливости священные обряды…

У. Б. Йейтс. «Второе пришествие»

Перевод: Денис Приемышев

Роберт Сойер Пекинский человек

Robert J. Sawyer, "Peking Man", 1996

Крышка была прибита к деревянному ящику восемнадцатью гвоздями. Обратный адрес, синими чернилами по светлому дереву, гласил: «Отправитель: Факультет анатомии, Пекинский медицинский колледж, Пекин, Китай». Адрес получателя, выписанный буквами покрупнее, был таким:

Доктору Рою Чепмену Эндрюсу

Американский Музей Естественной Истории

Централ-Парк-Уэст, 79-я улица

Нью-Йорк, Н.-Й, США

На ящике была пометка «Хрупкое!», «ЗАРЕГИСТРИРОВАНО» и «Par Avion». А также выжжена надпись «Через Гонконг Воздушной Службой США[54]».

Эндрюс ждал этой посылки с нетерпением. Между 1922 и 1930 годами он сам возглавлял ставшую с тех пор знаменитой экспедицию в пустыню Гоби в поисках азиатской колыбели человечества. Хотя он вернулся с несказанными научными богатствами — включая первые в истории яйца динозавров — Эндрюсу не удалось отыскать ни единой окаменелости древнего человека.

Однако сейчас германский учёный Франц Вейденрейх прислал ему сокровище Востока: полный комплект ископаемых останков Sinantropus pekinensis. В этом самом ящике — кости пекинского человека.

Эндрюс буквально захлёбывался слюной, поддевая крышку гвоздодёром. Он так долго этого ждал, страшась того, что окаменелости не перенесут путешествия, страстно желая увидеть, как выглядели прародители человечества, тревожась…

Крышка поддалась и отскочила. Содержимое оказалось аккуратно упаковано в меньшие размером картонные коробки. Он подхватил одну и перенёс её на свой загромождённый стол. Он сгрёб книги и бумаги на пол, положил коробку на столешницу и открыл её. Внутри оказался шар рисовой бумаги, обёрнутый вокруг какого-то крупного объекта. Эндрю осторожно развернул листы и…

Белое.

Белое?

Нет… нет, быть того не может.

Но так было. Это, разумеется, череп — но не ископаемый череп. Материал был ярко-белый.

И весил гораздо меньше ожидаемого.

Гипсовый слепок. А вовсе не оригинал.

Эндрю открыл каждую коробку из деревянного ящика; его сердце падало каждый раз, как из неё появлялось содержимое. Всего было четырнадцать черепов и одиннадцать челюстных костей. Черепа сильно отличались от человеческих — низкие лбы, выступающие надбровные дуги, плоские лица и весьма непривычного вида отлично сохранившиеся зубы. К его удивлению, каждый из черепов также нёс следы явно искусственного повреждения foramen magnum.

Нет, какую-то работу, несомненно, можно провести и со слепками. Но где подлинные окаменелости? Сейчас, когда Япония вторглась в Китай, они явно были слишком ценными, чтобы оставлять их на Дальнем Востоке. Что такое задумал Вейденрейх?

Огонь.

Он был как кусочек солнца, спустившийся на землю. Он согревал племя ночью, отпугивал саблезубых кошек и делал с мясом нечто волшебное: оно становилось мягче, его было легче жевать, и в то же время в него словно возвращалась частица тепла, которым оно обладало, будучи частью добычи.

Огонь был самым ценным достоянием племени. Оно им владело уже одиннадцать лет, с тех пор, как Бок смелый принёс горящую ветку из горящего леса. Тлеющие угли постоянно раздували и никогда не позволяли им угаснуть.