Миры Эры. Книга Третья. Трудный Хлеб

Ирина Скарятина – от первого лица

Стоило мне в Ревеле войти в своё купе, как моим глазам было явлено очередное подтверждение того, сколь тесен мир, ведь там сидел мой старый знакомый – граф А. Мантейфель, с кем в юности я танцевала на балах и которого не видела уже много лет. Хотя мы никогда близко не общались, однако было приятно встретить кого-то из прошлой жизни, и мы проговорили до тех пор, пока ему не пришло время сходить с поезда. Позже в купе зашли двое мужчин, а затем молодая женщина, и все они тоже оказались весьма приятными попутчиками. Когда спустилась ночь, нами было принято решение устроиться лёжа на двух имевшихся сиденьях: мужчинам – на одном, а мне и моей спутнице – на другом, однако той удалось найти себе в соседнем купе место получше, и таким образом всё "ложе" оказалось в моём полном распоряжении – неслыханная роскошь, с которой я не сталкивалась с дореволюционных времён.

Прощаясь в Берлине со своими не собиравшимися ехать дальше попутчиками, я была поражена, услышав, что эти двое господ являлись важными большевиками, чьи имена были широко известны в России. Но что бы они ни совершали там, будучи воинствующими представителями новой власти, я должна признать, что в качестве товарищей по поездке, не афишировавших свою личность, они вели себя чрезвычайно галантно, обладая изысканейшими манерами.

Тем не менее несколько месяцев спустя, когда я всё ещё пребывала в Англии, до моих ушей дошла удивительная сплетня, запущенная, очевидно, той нашей молодой спутницей. В ней утверждалось, что я, вне всяких сомнений, коммунистка, поскольку явно находилась в дружеских отношениях с двумя значимыми большевиками, ехавшими со мной в одном купе и даже целовавшими мне руку, прощаясь на перроне. А когда я запротестовала, попытавшись объяснить даме, столь охотно поведавшей мне эту историю, что я до самого момента расставания не имела ни малейшего представления, кем являлись те джентльмены, стало ясно, что она мне ничуть не поверила, хотя и вежливо произнесла: "Ну, разумеется, разумеется".

Так как в Берлине у меня было несколько часов до отправления в дальнейшее путешествие, я решила покинуть вокзал и погулять по улицам, чувствуя себя призраком, вернувшимся в знакомые места – на Фридрихштрассе, Унтер-ден-Линден и к тем магазинам, где в прежние времена я с таким удовольствием покупала подарки для всех, кто ждал меня дома. Стоя перед одним из них и разглядывая его витрину, я поймала себя на мысли, что вновь "делаю покупки", решая, понравятся ли моему маленькому сыну эти пушистые игрушечные зверушки, оценит ли мой отец такую корзинку для пикника и будет ли по вкусу моей маме этот дорожный плед из зелёного вельвета. Машинально пробегая глазами по цифрам на ценниках, я вдруг, вздрогнув, очнулась от нахлынувших на меня грёз наяву, полусмеясь над своей глупостью, полуплача от боли пробуждения.

"Все они мертвы, и ты сама лишь фантом, да к тому же нищий, у которого за душой осталась всего горстка монет", – сурово отчитала я себя, отшатнувшись от витрины магазина.

Женщина, стоявшая неподалёку и также изучавшая содержимое за стеклом, бросила на меня пытливый взгляд, а затем, импульсивно протянув руку, тепло промолвила по-немецки: "Вы вдова военного, не так ли? Я тоже. Это просто ужасно, но мы должны держаться – такова жизнь". И, не дожидаясь моего ответа и резко развернувшись, исчезла в толпе.

Я продолжила бесцельно бродить, пока не очутилась перед отелем "Б.", где неизменно снимала номер в те давние годы. Влекомая порывом, я захотела вновь увидеть это место и, медленно войдя внутрь, присела в фойе. Нет, там совсем ничего не изменилось; вход, фойе, мебель – всё осталось прежним, и мне даже показались знакомыми некоторые лица. Внезапно я ощутила ужасную усталость, и в тот же миг меня захлестнула волна отчаяния. Какое право имела я, жалкая тень себя, находиться здесь, среди живых, и какой смысл был в том, чтобы будить старые воспоминания, причиняя себе ненужную боль? В конце концов, как недавно сказала та женщина, единственное, что нам оставалось, – это держаться и продолжать жить, и этим мне стоит заняться, а не намеренно бередить затянувшиеся было раны. Две крупные слезы, скатившись по моим щекам, упали на колени …

"Проживает ли Мадам в нашем отеле?" – тихо спросил меня вежливый голос, и, подняв глаза, я увидела стоящего рядом мужчину – вероятно, одного из менеджеров.

"О, нет, нет, – смущённо ответила я, вскакивая и опрокидывая стул. – Нет, я не живу здесь. Однако останавливалась ранее", – добавила я, пытаясь улыбнуться, но безуспешно.

"Что ж, в таком случае, Мадам, я боюсь …" – продолжил метрдотель, хотя и по-прежнему очень вежливо, однако потирая руки и несколько нервно кланяясь.