Миры Филипа Фармера т. 19. Ночь света. Отче звёздный. Мир наизнанку

— На ощупь совсем как у нее: такая же гладкая. У Мэри была прекрасная фигура — самая совершенная в мире. — Он нахмурился. — Но когда дела наши разладились… — Его пальцы разжались, и кожа упала на землю. — Такая же пустая, как она. Ни капли мозга. Ни капли смелости.

— Ты очень хладнокровен, — заметил Тэнд. — Или просто глуп. Впрочем, поживем — увидим.

Он поднял кожу и расправил — та слегка задрожала на ветру.

Кэрмоди увидел, что на сей раз проявилось не только лицо, но и скальп, и даже часть шеи с фрагментами плеч. Длинные белокурые волосы трепетали на ветру, как обрывки паутины, а под веком угадывался первый слой глазного яблока.

— Ты начинаешь приобретать в этом сноровку, — похвалил его Тэнд.

— Я? Я тут ни при чем. Мне даже не ясно, как это происходит.

Тэнд прикоснулся ладонью к его голове и левой стороне груди:

— Зато им все ясно.

Он скомкал кожу и бросил ее в мусорную корзину, стоявшую на крыльце.

— Прах к праху, — прошептал Кэрмоди.

— Поживем — увидим, — ответил Тэнд.

К тому времени на небе появились облака, одно из которых закрыло солнце. Лучи, сочившиеся сквозь него, окрасили все вокруг в призрачный серый цвет. Внутри дома это освещение выглядело еще более зловещим. Когда Тэнд и Кэрмоди вошли в столовую, их встретила группа неясных теней. Мамаша Кри, пилот с Веги по имени Эпс и два землянина сидели за круглым столом в большой Затемненной гостиной, которую освещали лишь семь свечей, вставленных в простенький канделябр. Позади хозяйки виднелся алтарь и каменное изваяние богини-матери с двумя близнецами на руках. Месс спокойно сосал правую грудь, а Эльгуль кусал зубами левую, царапая кожу матроны не по-детски длинными ногтями. Богиня взирала на них с блаженной беспристрастной улыбкой. В центре стола, возвышаясь над канделябром, тарелками и кубками, стояли символы богини Бунты: рог изобилия, пылающий меч и руль.

Приземистая, дородная и грудастая мамаша Кри заулыбалась вошедшим постояльцам. Ее голубые зубы выглядели в полумраке верными, а рот казался пустой дырой.

— Входите, джентльмены. Вы едва не опоздали к последнему ужину.

— Последний ужин? — воскликнул Кэрмоди, направляясь в душевую. — Вот это да! Я возьму на себя роль моего тезки — старика Иоанна. А кто у нас будет Иудой?

Он услышал негодующее фырканье Скелдера и тихий голос преподобного Рэллукса:

— В каждом из нас живет маленький Иуда.

— Вы тоже им беременны, голубчик? — не удержался Кэрмеди и с этими словами удалился, заливаясь хохотом.

Вернувшись, Кэрмоди уселся за стол и выслушал молитву Скелдера о божьей милости и благословении мамаши Кри. Он знал, что лучше посидеть какое-то время молча, чем навлекать на свою голову неприятности, приступив к еде без предварительной молитвы.

— В чужой монастырь со своим уставом не лезь, — шепнул он Скелдеру и, заметив замешательство монаха, улыбнулся. — Лучше передай мне соль. Да смотри не рассыпь. — Скелдер таки рассыпал. Кэрмоди расхохотался. — Ну вот вам и Иуда!

Монах побагровел и сердито рявкнул:

— С таким поведением, мистер Кэрмоди, вы вряд ли переживете эту Ночь.

— Побеспокойся лучше о себе, — ответил Кэрмоди. — Что касается меня, то я собираюсь найти симпатичную девчонку и заняться только ею. Возможно, я даже не замечу, как пролетят эти семь дней. Советую тебе сделать то же самое, отче.

Скелдер поджал губы и нахмурился. Его продолговатое тощее лицо было просто создано для того, чтобы выражать негодование. Многочисленные морщины на лбу и щеках, костлявые скулы и нижняя челюсть, длинный и крючковатый мясистый нос — весь этот набор прямых линий и завитков олицетворял сейчас грозного судию. На нем как бы отпечатались пальцы Создателя, который слепил этот праведный облик из мягкой плоти, а затем положил в печь для обжига, чтобы тот стал тверже камня.

Однако «камень» проявлял сейчас признаки, присущие обычному смертному: лицо раздулось и покраснело, горячая кровь прилила к коже. Серо-голубые глаза пылали огнем под бледно-золотистыми бровями.

Мягкий голос отца Рэллукса пал на собравшихся в комнате, как благословение:

— Гнев не значится в списке добродетелей.

Он был очень странным человеком, этот священник с почти несовместимыми друг с другом чертами лица: большие уши, похожие на перчатки хоккейного вратаря, рыжие волосы, курносый нос, широкие пухлые губы, как у ирландца на рождественской открытке — все это никак не сочеталось с большими темными глазами и длинными женственными ресницами. Широкие плечи были под стать мускулистой шее, но могучие руки заканчивались маленькими и нежными кистями. Добрые влажные плаза смотрели степенно и открыто, однако при виде их складывалось впечатление, что у человека неспокойно на душе.