Миры Филипа Фармера т. 19. Ночь света. Отче звёздный. Мир наизнанку

— Послушайте, отец Джон, если вы считаете, будто эта история настолько напугала меня, что я вприпрыжку кинусь под крыло матери Церкви, то ошибаетесь. Значит, я сделал ошибку? Но заблуждение было лишь частичным, потому что они в самом деле играли. Да тут любой оказался бы в дураках. Во всяком случае, в вашей помощи я не нуждался.

— В самом деле?

— Ну, не могу отрицать, что, появившись, вы сделали благое дело… Хотя нет. Я проиграл. Да и не мог выиграть, когда эта четверка сплотилась против меня. Так что я потерял? Я хорошо провел время и благополучно унес ноги.

— Вы потеряли свои часы.

Похоже, отец Джон так и не оправился от печали, которая пала на него, когда он увел Тандема из долины. Тональность его камертона была мрачна и окутана тьмой.

— Слушайте, отче, — сказал Тандем, — давайте оставим все эти рассуждения о морали и символах. Ладно? Между моими часами и моральным обликом нет ничего общего, и не надо их сравнивать. Вы же знаете, что склонны придавать таким вещам непомерно большое значение.

Увидев перед собой обводы гигантского корпуса корабля, он ускорил шаг, чтобы оставить священника за спиной. Но, оторвавшись от него, остановился. Мысль, которая смутно копошилась в глубинах памяти, внезапно прояснилась. Развернувшись, он пошел обратно.

— Скажите, отче, как относительно тех четверых, что остались? Готов поклясться, что и все вкупе они не обладали…

Тандем запнулся. Отец Джон стоял спиной к нему ярдах в двадцати пяти. Плечи его поникли, и что-то в осанке дало понять, что камертон начал вибрировать на более высокой ноте.

Тандем лишь смутно осознавал, что происходит. Все его внимание было приковано к отцу Джону и его действиям.

Священник подбросил статуэтку в воздух и проводил ее глазами, пока та не воткнулась в землю черными ногами. Он повторил бросок четырежды. И каждый раз статуэтка приходила ногами к земле.

Даже на таком расстоянии Тандем чувствовал мощь той силы, которая управляла ею.

МИР НАИЗНАНКУ © перевод И. Зивьевой

В сумеречной пустоте медленно плыли двое. Обнявшись и опершись подбородком на плечо друг другу, они кружились вокруг незримой оси и раз за разом переворачивались через голову.

Не было ни верха, ни низа; их окружало ничто. Лишь незаметный легкий ветерок подталкивал их к солнцу в центре сферы, которое едва просвечивало сквозь облако пыли.

Джек Кулл крепко держал Филлис Нилстром и смотрел прямо перед собой. Через какое-то время — очень неопределенное, ведь его нельзя измерить в мире, где солнце всегда неподвижно, — он увидел едва заметное пятнышко. Сердце в его груди забилось сильнее. Вскоре он понял, что предмет направляется не к ним. Он не был обломком здания или дерева, оставшимся после катаклизма, как Джеку показалось поначалу, или глыбой расколовшейся горы. Очертаниями предмет напоминал живое существо, хотя и не схожее ни с одним, когда-либо виденным Джеком в этом мире.

Заметив людей, существо развернулось и устремилось к ним.

Когда оно приблизилось, Кулл понял, что оно, по всей видимости, из числа новоприбывших — третьей группы обитателей этого мира. Он не встревожился, разглядев чудовищный облик. Слишком много он пережил за последнее время, чтобы волноваться по такому пустяку. Он и следил-то за чудовищем вполглаза, задумавшись о Земле, которую помнил, но никогда не видел и лелеял свою короткую мечту увидеть, а теперь знал, что никогда не увидит.

И он подумал о том времени, совсем недавнем, когда люди отсчитывали время сном и бодрствованием, когда все было совсем по-другому. То было время, когда он, не зная правды и желая узнать ее, еще надеялся. Несмотря на факты, которые свидетельствовали об обратном, ему с трудом верилось, что он в аду. Мир, в котором он оказался, не был сверхъестественным. Этот мир был твердым, как камень; грязным, как земля; вонючим, как отбросы и немытые тела, — физический мир, который подчинялся физическим законам… хотя кое-что в нем объяснить было не так просто.

Теперь он знал, что мир этот не был метафизическим; здесь все имело объяснение и действовало по объективным законам. Те же причины и следствия, что правили на Земле, правили и здесь.

Но в те дни, о которых он сейчас думал, он не был так уверен.

Смертоносная пустыня была старым адом с его потухшими Кострами. Так говорили старожилы. Джек Кулл часто глядел на Смертоносную пустыню из окна своего жилища, расположенного высоко в башне, поэтому ему было нетрудно догадаться, что те имели в виду. Прихлебывая утром (?) кофе (растворимый эрзац из измельченных листьев каменного дерева), он обозревал сверху городские крыши, городские стены и пустыню за городом.

Насколько охватывал взгляд (горизонта не было), вдаль тянулись сплошные пески. Кое-где однообразие песчаной равнины нарушали круто вздымавшиеся горы. Как и пустыня, горы были лишены всякой растительности: ни деревца, ни кустика, ни травинки. Кругом были одни пески и слепящий свет, смешанный с ядовитыми испарениями газов из трещин.