Миры Филипа Фармера т. 19. Ночь света. Отче звёздный. Мир наизнанку

Кэрмоди снял шлем и потянулся за второй порцией бурбона. Но прежде чем коснуться бокала, рука его замерла. Не время напиваться. И не только потому, что надо брать в расчет Фрэтта, — поскольку этот тип мог оказаться на корабле, — но и потому, что возникла еще одна большая проблема. Кардинал предупреждал его о таком повороте событий. Если подозрения Располда верны — а тот не стал бы болтать попусту, — Церкви угрожала еще большая опасность, чем предполагал кардинал. Убийство Йесса членами Церкви вызовет взрыв гнева, который превратится в настоящий катаклизм.

— Глупцы! — тихо выругался Кэрмоди. — Ослепленные ненавистью глупцы!

Он всунул в щель две монеты, и устройство извергло из себя чистый бланк для письма. Кэрмоди повернул экран к стене у стола, вставил бланк в воспроизводящее устройство, бросил в щель еще три монеты и нажал на кнопку записи. Продиктовав письмо кардиналу, он подозвал официантку и спросил, нельзя ли передать послание на корабль, следующий курсом на Вайлденвули. Та принесла формуляр, который Кэрмоди подписал и заверил отпечатком пальца, поскольку подобная отправка писем была очень дорогой, а у него не имелось наличных, чтобы заплатить за такую услугу.

Потом Кэрмоди отправился в мужской туалет и принял дозу чистого кислорода, чтобы скорее сжечь в крови алкоголь. Туда же зашел и Абду, бизнесмен по импорту-экспорту, который летел с Вайлденвули.

Кэрмоди попробовал побеседовать с Абду, но тот оказался человеком неразговорчивым и, кроме «да», «неужели?» да нескольких междометий, не вымолвил ни слова. Кэрмоди отказался от попыток развязать язык попутчика и вернулся на свое место в салоне.

Прикрыв глаза и не обращая внимания на фильм, который показывали на экране, он просидел так минут десять, после чего его покой нарушили.

— Падре, это место свободно?

Перед ним стоял молодой священник из ордена иезуитов и скалил в улыбке длинные зубы. Высокий и стройный, он имел аскетическое лицо, светло-голубые глаза, темные волосы и бледную кожу, а его акцент походил на ирландский. Юноша представился как отец Пол О’Грэди из Нижнего Дублина и сообщил, что его приход находится на западном среднем уровне города Мехико, а он сам лишь год как окончил семинарию. В данный момент он летит на Трамплин, чтобы помочь разобраться в сложившейся там ситуации.

О’Грэди честно признался, что очень нервничает.

— Я чувствую себя не только оторванным от Земли, но от самого себя. Как будто меня разодрали на несколько кусков. Мне кажется, что я такой крошечный, незначительный, а все вокруг — неимоверно большое.

— Привыкнете, — ответил Кэрмоди.

Ему не хотелось разговаривать, но он не мог не успокоить этого молодого несчастного парня.

— Многие испытывают такие же чувства. Готов поспорить, что таких на этом корабле больше половины. Может, вам лучше выпить? До старта еще осталось немного времени.

О’Грэди покачал головой:

— Нет. Я не хочу напиваться.

— Напиваться! — отозвался Кэрмоди. — Не будьте наивны, сын мой. Если вам это нужно, значит, нужно. Тогда все встанет на свои места: дрожь в коленках прекратится, и небеса станут такими же голубыми, как на Земле. Стюардесса!

— Вы, наверное, считаете меня попросту испуганным мальчишкой, — заметил О’Грэди.

— Да, считаю, — ответил Кэрмоди и, увидев, что молодой священник расстроился, улыбнулся: — Но я не считаю вас трусом. Вот если бы вы отказались лететь, тогда да. Но вы летите, а значит, преодолели свою слабость.

О’Грэди немного помолчал, размышляя над словами Кэрмоди.

— Я так нервничал, падре, что забыл спросить ваше имя.

Кэрмоди представился.

Глаза О’Грэди округлились.

— А не тот ли вы отец Кэрмоди, который… стал отцом…

— Продолжайте.

— Лжебога кэринян — распутного Йесса?

Кэрмоди кивнул.

— Они сказали, что вы летите на Кэрин с какой-то миссией! — вскричал О’Грэди. — Они сказали, что вы собираетесь осудить Йесса и доказать людям ложность бунтизма.

— О ком вы? — мягко спросил его Кэрмоди. — И постарайтесь говорить немного тише.

— A-а, об этом каждый знает. — О’Грэди махнул рукой, вероятно, имея в виду всю Вселенную.

— Ватикану было бы интересно узнать, насколько хорошо хранятся его самые важные секреты, — заметил Кэрмоди. — Но, к вашему сведению: я не собираюсь осуждать Йесса.

О’Грэди сжал руку Кэрмоди и сказал:

— Надеюсь, вы не собираетесь отречься от нашей веры и вступить в ряды бунтистов?

Кэрмоди с трудом высвободил руку.

— Это еще одна из сплетен? — холодно осведомился он. — Нет, я признаю, что в бунтизме есть некоторые интересные аспекты. Но моя вера нерушима. Возможно, она ставит кого-то в тупик или вызывает вопросы, но она нерушима. И вы можете передать это остальным.

— У нас возникли большие проблемы на Трамплине, — сказал О’Грэди. — Число наших бывших прихожан, принявших бунтизм, настораживает. Я боюсь даже говорить о том, как велика эта цифра, но поверьте мне, она настораживает.

— Да, вы упомянули об этом дважды, — ответил Кэрмоди.