Миры Филипа Фармера. Том 05. Мир одного дня: Бунтарь, Распад

Прошло по меньшей мере две минуты. К этому времени каменатор вторничного цилиндра должен был включиться автоматически. Окажись Дункан сейчас на положенном месте, он уже был бы без сознания — броуновское движение в его теле замедлилось бы до такой степени, что тело стало бы самым твердым веществом во Вселенной. Даже в центре Солнца оно не начало бы плавиться.

«Ну ладно, — подумал он. — Наблюдатель видел индикатор, показавший, что я окаменей. Теперь он проверит все двенадцать экранов, убедится, что никто из его подопечных не прячется в спальне, и включит масс-детектор, чтобы проверить ванную. Будем надеяться, что он не станет заглядывать в окошки цилиндров, чтобы проверить, на месте ли я». В принципе это возможно, но Дункан рассчитывал на беспечность, обычно порождаемую рутиной.

Он принялся отсчитывать секунды. Когда прошло пять минут, стало ясно, что план сработал. В следующие пятнадцать минут он волен делать все что заблагорассудится. Город окаменей, пуст. Наблюдатель и охрана вошли в свои цилиндры, и пройдет не меньше двенадцати минут, прежде чем персонал среды раскаменится и приступит к работе. И даже после этого у Дункана еще останется время. Цилиндр пуст, и у надзирателя среды нет причин заглядывать в комнату.

Однако Дункан собирался покинуть здание еще до того, как проснутся сегодняшние граждане. Прежде чем на улицах появятся прохожие, ему следует быть далеко отсюда.

Дункан встал, распахнул дверцу и вышел. Странное чувство — свобода от надзирателей, от вездесущих глаз, которые, однако, все же заботились о нем. Теперь он остался один.

— Ты точно псих, — пробормотал он себе под нос. — Получил, чего желал, и тут же паникуешь.

«Кондиционирование», — подумал он. Подсознательная программа — он в безопасности до тех пор, пока правительство присматривает за ним, чтобы он не навредил ни себе, ни окружающим.

Но рассуждать о вывертах подсознания не было времени. Дункан принялся за тяжелую работу, результат которой, как он надеялся, подарит ему свободу — если это возможно.

Бумажно-тонкие стенки цилиндров и делались из бумаги. Их тоже подвергли каменению, и молекулы их застыли. А потому — отяжелели. Дункан вырвал силовой кабель цилиндра среды из розетки и принялся толкать махину к окну. Для этого пришлось взяться за верхний край цилиндра и наклонить его на себя — не слишком сильно, ведь если цилиндр упадет, Дункану придется отскочить, иначе тяжелая туша раздавит его. А упавший цилиндр ему не поднять.

Наклонив каменатор, Дункан перекатил его основание на несколько дюймов вперед и направо. Потом — вперед и налево. Каждый маневр приближал цилиндр на дюйм к окну. Направо-налево, налево-направо, а стенной хронометр все отсчитывал цифры. Время, подумал мокрый от пота Дункан, хрипло постанывая. Время, величайшая из неотвратимостей. И безразличнейшее из безразличных. Может, Время (с большой буквы) и есть Бог? Тогда ему следует поклоняться, пусть оно и не знает об этом, а если и узнает — ему все равно.

Наконец, тяжело дыша, Дункан поставил цилиндр; пот жег глаза. Дункан отошел к южной стене. Отсюда можно было оценить, куда при падении ударит верхний край цилиндра. Дункан выругался. Дуга, которую опишет нужная ему точка, не пересекалась с центром окна. Ругаясь из-за того, что с проклятиями он тратит драгоценные силы, Дункан подскочил к цилиндру, наклонил его к стене, подперев плечом, обхватил каменатор обеими руками и толкнул. Мышцы взвыли, моля о пощаде, но Дункан, пыхтя и хрипя, все же сдвинул цилиндр на несколько дюймов вперед.

Еще один прыжок к южной стене — теперь каменатор стоял правильно. Дункан устало улыбнулся.

Через десять минут город вернется к жизни.

В общем-то Манхэттен и не засыпал полностью. Некоторым гражданским служащим — полиции, пожарным, работникам «скорой помощи» — дозволялось раскаменяться раньше, чем прочим жителям города. Но их немного, и вряд ли кто-то из них окажется поблизости и обнаружит дневального на свободе.

На свободе!

Дункан усмехнулся, зная, что еще не вырвался из тюрьмы. А если и вырвется, то вряд ли сумеет наслаждаться свободой долго.

Нужно было отдохнуть, но времени не оставалось. Он отошел к западной стене, где стоял цилиндр среды, и встал в спринтерскую стойку, упершись в стену правой ступней. В его голове грохнул стартовый пистолет. Разбежавшись, он прыгнул, одновременно падая назад, и в полете ударил обеими ногами по верхушке цилиндра, взвыв, словно крик мог добавить силы удару.

Дункан упал на спину, перевернулся, встал на четвереньки и, обернувшись, застонал. Цилиндр стоял недвижимо, словно и не случилось ничего. Возможно, удар и покачнул его, однако повалить не смог.

Дункан медленно поднялся на ноги. Поясница ныла так, словно ее вот-вот сведет судорогой. Если это случится, ему конец. Конец плану. Прощай, надежда.