Миры Филипа Фармера. Том 06. В тела свои разбросанные вернитесь. Сказочный пароход

— …потому что мы, может быть, вернемся через тысячу лет! Поэтому я говорю вам «прощайте», и команда говорит вам «прощайте», и мы благодарим вас за помощь в постройке корабля и за то, что вы подсобили нам спустить его на воду. Свои полномочия британского консула ее величества в Триесте я передаю любому, кто захочет принять их на себя, и объявляю себя свободным гражданином Мира Реки! Никому я не собираюсь платить дань, присягать на верность, только самому себе я останусь верен!

Так поступай, как лишь мужчине подобает,
Не жди чужих рукоплесканий и поклонов,
Тот благородней всех живет и умирает,
Кто чтит собой себе же данные законы, —

продекламировал Фрайгейт.

Бёртон глянул на американца, но речь не прервал. Фрайгейт процитировал строчки поэмы Бёртона «Касыда из Каджи Абду Аль-Яджи». Уже не впервые он цитировал прозу или стихи Бёртона. И хотя порой Фрайгейт раздражал Бёртона, тот не мог слишком сильно сердиться на человека, который так им восхищался, что помнил его строки.

Несколько минут спустя, когда лодку столкнули в Реку с помощью нескольких мужчин и женщин, Фрайгейт снова процитировал Бёртона. Глядя на тысячи красивых молодых людей у воды, кожу которых позолотило солнце, одежды и тюрбаны которых играли яркими красками и развевались на ветру, он проговорил:

Как радостно в полдневный зной,
Быстрее ветерка и солнца веселей
К Реке бежали мы гурьбой
В дни юности моей, в дни юности моей.

Лодка скользила по воде, и ее ветром развернуло вниз по течению, но Бёртон прокричал команду, были подняты паруса, и он повернул тяжелую рукоять кормового весла так, что судно повернуло против ветра. «Хаджи» поднимался и падал на волнах, вода кипела, два киля разрезали ее. Солнце ярко светило и грело, а ветерок приносил прохладу, все были счастливы, но немного огорчились, когда вдали растаял знакомый берег и лица провожавших. У них не было ни карт, ни рассказов других путешественников, которыми можно было руководствоваться; каждая миля, пройденная судном, открывала перед ними новый мир.

В этот вечер, когда они первый раз причалили к берегу, произошло нечто, озадачившее Бёртона. Казз только-только сошел на берег, как попал в толпу любопытствующих и сразу заволновался. Он что-то залепетал на своем родном языке и попытался схватить мужчину, оказавшегося рядом с ним. Мужчина убежал и быстро затерялся в толпе.

Когда Бёртон спросил у него, что это он такое делает, Казз сказал:

— Он иметь нет… а… какое это называть?., это… это… — и показал на свой лоб. Потом начертил рукой в воздухе какие-то непонятные знаки. Бёртон решил разобраться, в чем дело, но тут Алиса, неожиданно закричав, подбежала к мужчине. Видимо, она решила, что это ее сын, убитый во время первой мировой войны. Наступило замешательство. Алиса поняла, что обозналась. А потом Бёртона отвлекли другие дела. Казз не напоминал ему больше о происшествии, и Бёртон о нем забыл. А должен был бы запомнить.

Ровно четыреста пятнадцать дней спустя они проплыли мимо двадцать четыре тысячи девятисотого каменного гриба на правом берегу Реки. Меняя галсы, борясь с ветром и течением, останавливаясь и причаливая к берегу днем для того, чтобы заправить граали едой, и ночью, чтобы поспать, а порой делая стоянки на целый день, чтобы размять ноги и поговорить с живущими по берегам Реки, они проплыли двадцать четыре тысячи девятьсот миль. На Земле такое расстояние означало бы, что они один раз обошли планету по экватору. И если бы можно было взять Миссисипи и Миссури, Нил, Конго, Амазонку, Янцзы, Волгу, Амур, Ганг, Лену и Замбези и сложить вместе, чтобы получилась одна река, она все равно оказалась бы короче, чем тот отрезок Реки, который они одолели. А Река текла и текла, делая широкие излучины, поворачивая в разные стороны. Повсюду вдоль берегов тянулись равнины, за ними — поросшие деревьями холмы, а за холмами — высокие, неприступные горные хребты.

Бывало, равнины сужались и холмы подступали к самому берегу Реки. А бывало, Река разливалась озерами шириной в три, четыре, шесть миль. Время от времени горные гряды пересекались одна с другой, и судно плыло по узким каньонам, где вода текла так быстро, что буквально кипела, а небо над головой превращалось в голубую ленту, и черные стены подступали к судну.

И повсюду жили люди — и по берегам Реки, и на холмах.