Миры Филипа Фармера. Том 07. Темный замысел

И будь я проклят, если хочу, чтоб, когда я приказываю «разворот вправо», ты вдруг решал, что получил приказ послать машину в штопор, и заставал меня врасплох! Мы же окажемся в двадцати футах под землей, прежде чем я успею взять управление на себя! Ладно, так все-таки что там у тебя с ушами?

— Не знаю, — сказал несчастный Фрайгейт. — Может, там сера? У меня в ушах накапливается сера. Это такое наследственное свойство, сэр. Мне нужно делать продувание ушей каждые шесть месяцев.

— Я из тебя выдую еще кое-что и совсем из другого места, а не из ушей, мистер! Разве доктор не проверял твои ухи? Наверняка проверял! А потому не вешай мне лапшу на уши насчет какой-то серы! Просто ты меня слышать не желаешь, вот что! А почему? Один Господь знает почему! А может, ты так меня ненавидишь, что готов сам подохнуть, лишь бы забрать меня с собой? Так, что ли?

Питер нисколько не удивился бы, если б у лейтенанта пошла пена изо рта.

— Нет, сэр.

— «Нет, сэр» — что именно?

— Нет, сэр, на все то, что вы тут сказали.

— Хочешь сказать, что ты все отрицаешь? Повернул ты налево, когда я велел тебе делать разворот вправо, верно? Не сметь мне говорить, что я вру!

— Нет, сэр.

Лейтенант помолчал и сказал:

— Чего ты ухмыляешься, Фрайгейт?

— Я не знал, что улыбаюсь, — ответил Питер. И это была чистая правда. Он находился в полном психическом и физическом раздрызге. В самом деле, чего уж тут улыбаться.

— Ты псих, Фрайгейт! — заорал лейтенант. Капитан, стоявший за его спиной, нахмурился. Но не сделал ни малейшей попытки вмешаться.

— Чтоб глаза мои тебя не видали, Фрайгейт! До тех пор, пока не принесешь письменного свидетельства от врача, что с твоими ушами все о’кей! Ты меня слышишь?

Питер кивнул:

— Да, сэр, я вас слышу.

— Отстраняешься от полетов, пока не получу справку. Но быстро, чтоб она у меня была к началу завтрашних полетов, когда я снова пойду с тобой в полет, Господь Всемогущий да помилует мою душу!

— Да, сэр, — сказал Питер и чуть было не отдал честь. Но это был бы еще один повод для инструктора, чтобы наподдать ему. Отдавать честь в комнате для занятий не полагалось.

Фрайгейт обернулся, когда проверял свой парашют. Капитан и лейтенант говорили о чем-то весьма серьезно. Что ж такое они о нем говорили? Что его надо отчислить?

Может, и в самом деле следовало? Он действительно не слышал инструктора. Только половина взволнованного карканья лейтенанта проходила сквозь трубки в более или менее понятном виде. И сера, конечно, тут была ни при чем. Равно как и большая высота над уровнем моря. Или любое другое физическое явление, связанное с его слухом.

Только многие годы спустя он понял, что действительно не хотел слышать своего инструктора.

— Он был прав! — громко сказал Питер.

— Кто был прав? — спросила Ева. Она сидела на постели, опираясь на руку и глядя на Фрайгейта сверху вниз. Ее тело было скрыто под толстыми полотнищами разноцветной ткани, скрепленными вместе, а лицо закрывал надвинутый капюшон.

Питер сел и потянулся. Внутри хижины царил полумрак; звуки барабанов и труб, доносившиеся с берега, звучали приглушенно. Где-то поблизости сосед лупил в свой барабан из бамбука так, будто хотел пробудить весь мир.

— А никто.

— Ты стонал и что-то бормотал.

— Земля никогда не покидает нас, — сказал он.

И ушел, предоставляя ей самой извлечь смысл из era слов С собой он прихватил ночной горшок, чтобы отнести его в общественный сортир, находившийся в сотне шагов от хижины. Там он обменялся приветствиями с десятком мужчин и женщин, влекомых сюда той же целью. Все выливали содержимое горшков в большую телегу из бамбука. После завтрака ее увезет отсюда упряжка мужчин и доставит к холмам у подножия гор. Там экскременты будут переработаны в селитру, которая пойдет на изготовление черного пороха. Фрайгейт по два дня в месяц работал там, и по четыре — на сторожевой вышке.

Питающий камень находился по другую сторону холма, на котором стояла их хижина. Обычно он и Ева приносили свои граали сюда. Однако сегодня ему хотелось поговорить с командиром прибывшего ночью корабля. Ева не будет возражать, если он пойдет один, так как ей надо было закончить мастерить ожерелье из позвонков «рогатой рыбы», многоцветные кости которых ценились в качестве украшений. Она и Фрайгейт меняли их на табак, вино и кремни. Фрайгейт еще изготовлял бумеранги, а иногда — долбленки и каноэ.

Фрайгейт нес свой грааль в левой руке, а в правой — тисовое копье с кремневым наконечником. На поясе из рыбьей кожи вокруг талии висел чехол с кремневым топором; колчан со стрелами с наконечниками из кремня и оперением, вырезанным из тонких рыбьих костей, висел на одном плече. Тисовый лук, завернутый в бамбуковую бумагу, чтоб предохранить от утренней влаги, был привязан к колчану.