Доктора Дарем и Пар прекратили барабанить пальцами. Тут явно наклевывалось нечто интересное. Их коллега вся светилась, как светятся глаза тигра, готового прыгнуть на дрожащего ягненка. Молния готовилась ударить, а несчастный кандидат явно не имел никакого громоотвода, разве что он был спрятан у него в заднице.
Рориг покрепче ухватился за подлокотники кресла. Пот крупными каплями выступил на его лбу, как у мыши, испугавшейся головки швейцарского сыру. Ледяной пот стекал из-под мышек прямо в рукава рубашки… Что-то будет, какая-то чертовщина готовится, думал Рориг.
— Похоже, вы тщательно изучили свой предмет. Вы предоставили нам поразительную демонстрацию знаний в весьма малоизвестном разделе поэзии. Уверена, мы все гордимся вами. С вами мы не теряли даром времени в аудитории.
Поганая сучка хочет сказать, что она даром теряла время со мной
— А теперь… скажите мне… — тянула резину Резерфордиха.
Она снова сделала паузу. Еще один поворот зажимного винта…
— Скажите мне, мистер Рориг, а где
Что-то оборвалось и с грохотом покатилось на самое дно его желудка. Рориг прижал ладони к вискам и застонал.
— Пресвятая Дева! Попался! Божья моча!
Доктор Пар — декан женского отделения — побелела. Впервые в жизни она услыхала подобную похабель.
Доктор Дарем, который нередко пускал слезу, читая поэзию своим студентам, выглядел так, будто сейчас грохнется в обморок.
Доктор Резерфорд, обрушив свой громовой удар, улыбалась, без жалости и снисхождения оглядывая останки своей жертвы.
Но Рориг все еще сопротивлялся. Он отказывался идти на дно со спущенными флагами и без оркестра, играющего «В руци твои, о Господи». Он улыбнулся так, будто горшок с золотом на конце радуги еще не превратился в мгновение ока в горшок с дерьмом.
— Я не знаю, как вы это сделали, но вы меня
Вердикт: не защитил. Приговор: шесть месяцев испытательного срока и новая попытка в конце его.
Позднее, когда они с Резерфорд оказались одни в холле, она сказала:
— Я предлагаю тебе, Роберт, подучиться еще и географии. Я даже намекну тебе: Уэльс недалеко от Англии. Но я сомневаюсь, что мой совет пойдет тебе на пользу. Ты ж и собственную задницу не узнаешь, даже если ее преподнести тебе на серебряном подносе.
Его друг Питер Фрайгейт ждал в дальнем конце холла. Пит учился в группе более пожилых студентов, которых назвала бородачами одна первокурсница, обожавшая крутиться возле них. Все это были ветераны, чье обучение в колледже было прервано войной. Они, их жены и любовницы вели жизнь, которую называли богемной. Это были неизвестные предвестники битников и хиппи.
Когда Рориг подошел поближе, Фрайгейт вопросительно глянул на него. И хотя Рориг был близок к истерике, он все же натянул на лицо улыбочку пошире и начал ржать во все горло:
— Ты не поверишь, Пит!
Фрайгейт действительно с трудом мог поверить, чтобы кто-то, окончивший хотя бы шесть классов грамматической школы, не знал, где находится Уэльс. Когда он наконец в этом убедился, то тоже стал хохотать.
— Но как эта облезлая лиса обнаружила мое слабое место? — вопил Рориг.
— Понятия не имею, но она великолепна, — ответил Фрайгейт. — Слушай, Боб! Не надо так огорчаться. Я знаю одного отличного хирурга, который не помнит, ходит ли Солнце вокруг Земли или она вращается вокруг него. Он говорит, что такие знания ни к чему тому, кто копается в человеческих кишках.
Но для специалиста по английскому языку… уж он-то должен знать! Ох! Ха-ха!
А затем, как это бывает в полных непоследовательности снах, которые столь часто создает Великий Сценарист Снов, Рориг оказался совсем в другом месте.
В густом тумане он гнался за бабочкой. Она была очаровательна, и особенно ценной ее делало то обстоятельство, что она была единственной в своем роде, и только Рориг знал о ее существовании. Ее тело горело лазурью и золотом, усики — киноварью, а вместо глаз сверкали зеленые сапфиры. Король гномов сковал ее в Черных горах, а Волшебник из страны Оз искупал в живой воде.
Порхая на расстоянии какого-то дюйма от вытянутой руки Рорига, бабочка вела его сквозь туман.
— Постой же ты, сукина дочь, подожди!
Он рванулся через пространство, которое, казалось, измерялось целыми милями. Смутно, краем глаза он видел в клубах тумана какие-то формы, застывшие в таком спокойствии и в такой неподвижности, будто их вырезали из кости. Дважды он различил странные фигуры — одна носила корону, у другой была голова лошади.