Так вот, Дэн, мой мальчик, ты вернулся туда, откуда пришел, — в утробу своей матери, где, как я полагаю, ты всегда хотел оказаться. Откуда мне все это известно? Приготовься к потрясению. Это я был доктором Дйерфом, психологом, который тебя гипнотизировал. Прочти это имя с конца и вспомни, как я любил различные каламбуры и анаграммы.
Мне было трудно во все это поверить. Профессор всегда был так ласков, доброжелателен и весел. Я решил бы, что профессор меня разыгрывает, если бы не одно — Хмель, готовый захлестнуть меня. Шутка зашла уже слишком далеко.
Так я ему и сказал, как мог, сдавленным голосом.
— «Жизнь реальна, жизнь — не шутка»! — заорал он в ответ. — Ты всегда это говорил, Дэн. Посмотрим теперь, говорил ли ты всерьез. Ладно, ты — младенец, готовый родиться. Ну что, останешься навсегда в этой сумке и умрешь или все-таки вырвешься из околоплодных вод в жизнь?
Попробуем сказать иначе, Дэн. Я — акушерка, но мои руки связаны. Я не в состоянии помочь родам непосредственно. Мне придется подталкивать тебя издалека, так сказать, символически. Я могу в какой-то мере подсказать тебе, что делать, но ты — еще не рожденный плод, и значение некоторых моих слов тебе придется отгадывать.
Мне хотелось потребовать, чтобы он перестал паясничать и выпустил меня. Но я смолчал. У меня тоже есть гордость.
— Чего ты от меня хочешь? — хриплым, слабым голосом осведомился я.
— Ответь на вопросы, которые я задавал тебе в облике Осла и Аллегории. Тогда сумеешь высвободиться сам. И можешь быть уверен, Дэн, я за тебя открывать этот мешок не стану.
Что же он там такое говорил? Я лихорадочно перебирал в уме все ранее слышанное. Трудно размышлять, когда уровень Хмеля в мешке все поднимается. Мне хотелось орать и драть кожаные стенки голыми руками, но я сознавал, что тогда захлебнусь и уже не вынырну.
Стиснув кулаки, я все же сумел обуздать мысли и попытался вспомнить, что же спрашивали у меня Аллегория и Осел?
Что же это было? Что?
«Камо грядеши?» — спросил Аллегория.
А Поливиносел, гоняясь за мною по Адамс-стрит —
Ответ на вопрос
«Человек».
Аллегория и Осел изложили
Ответ заключается в том, что человек
И в следующий миг, движимый этим откровением, я, точно куриную косточку, переломил условный рефлекс. Я сделал большой глоток Хмеля — и чтобы утолить жажду, и чтобы освободиться от прочих добожественных предрассудков. Я приказал бутылке, чтобы она прекратила изливаться. И со взрывом, который разметал по барже Хмель и обрывки кожи, восстал из мешка.
Передо мной, улыбаясь, стоял Махруд. Я сразу же узнал в нем своего старого профессора, хотя теперь в нем было добрых шесть с половиной футов росту. Он отрастил копну длинных черных волос и кое-где подправил черты своей физиономии, превратившись в красавца. Рядом с ним стояла Пегги. Она была очень похожа на свою сестру, Алису, только волосы ее были рыжими. Она была восхитительна, но я всегда предпочитал брюнеток — в особенности Алису.
— Теперь ты все понял? — спросил Дурхам.
— Да, — ответил я. — Включая и то, что большую часть Многозначительных символов вы придумали только что, чтобы произвести впечатление. И не имело бы никакого значения, если бы я утонул, — вы бы меня тут же воскресили.
— Естественно. Но ты бы уже не стал богом. И моим преемником — тоже.
— О чем вы? — спросил я тупо.
— Мы с Пегги преднамеренно вели тебя и Алису к этой развязке, чтобы найти кого-нибудь на наше нынешнее место. Нам уже наскучило все, что мы здесь навытворяли, но мы же не можем просто уйти и все бросить. Поэтому я и выбрал тебя своим наследником. Ты — человек совестливый и в душе идеалист, а свои возможности ты уже выяснил. Думаю, у тебя лучше моего получится отменять «законы» природы. Созданный тобой мир будет лучше моего. Ты ведь хорошо понимаешь, Дэнни, мой юный бог, что я — лишь Старый Бык, которому только бы позабавиться.
А мы с Пегги хотим предпринять этакое турне, навестить рассеявшихся по всей Галактике прежних земных богов. Понимаешь, по сравнению с возрастом Вселенной все они — весьма юные боги. Можно сказать, что они только-только вышли из школы — нашей Земли — и двинулись в центры настоящей культуры, дабы набраться лоску.
— А как же я?
— Ты теперь бог, Дэнни. Тебе и решать. А у нас с Пегги есть много мест, куда можно заглянуть.
Он улыбнулся той неторопливой, неспешной улыбкой, которой частенько одаривал нас, студентов, перед тем как процитировать свои любимые строки:
И они с Пегги пошли. И сгинули, как пушинки одуванчика, унесенные завывающей космической бурей.
Они исчезли, а я остался, глядя на реку, на холмы, на небо, на город, где собрались толпы потрясенных верующих. Все это было мое, мое!
Включая и одну черноволосую фигурку — и какую фигурку! — что стояла на пристани, махая мне рукой.