Миры Филипа Фармера. Том 16. Дейра. Повести и рассказы

Незнакомец медленно опустил руки. Статный, очень опрятный и чистый, пропорционально сложенный, он выглядел совершенной противоположностью грязной, одетой в лохмотья, неряшливой компании, все члены которой были тощими, сплошь покрытыми шрамами и дурно пахли.

Мужчина медленно распахнул рясу, показывая, что под одеждой у него не запрятано оружие, — и присутствующие увидели, что незнакомец не имеет пола. Кельвин понемногу вышел из состояния шока, в которое его ввергло внезапное появление этого человека, и подумал, что его нельзя с уверенностью назвать мужчиной. Черты лица незнакомца были женоподобны, но в общем он все-таки оставлял впечатление скорее мужчины, чем женщины. Поэтому Кельвин продолжал думать об этом человеке в мужском роде.

— Называйте меня Джонс, — заговорил незнакомец. — Я отниму у вас всего несколько минут.

Кельвин узнал этот низкий звучный голос. Это был тот самый голос, который время от времени звучал из динамиков радиоприемников, призывая верующих всего мира отправиться к Возлюбленному городу и рассказывая о том, что их ждет по прибытии на место. Ясно было только одно. Вновь прибывшим жителям города придется еще очень долго и тяжело работать.

— Мы были бы очень благодарны и рады, если бы вы остались с нами подольше… мистер Джонс, — сказал Кельвин. — У нас множество вопросов. К тому же возникла одна безотлагательная проблема.

Продолжая улыбаться, ангел посмотрел на Дану Вебстер.

— Я не знаю, в чем вы не согласны с этой женщиной, но уверен, что вы сумеете правильно разрешить ваши разногласия, — сказал он. — Что же касается ваших вопросов, то большинство из них придется отложить на потом. Сейчас я слишком занят. Мы располагаем тысячей лет, чтобы подготовиться, но для тех, кто сумеет продержаться, они пройдут слишком быстро.

Не каждый отважился бы спорить с ангелом. Но Кельвин никогда не был трусом, именно смелость часто выручала его и помогала остаться в живых. Он решился и заговорил:

— Но почему мы должны сами добираться до Возлюбленного города? Я думаю, мы и так уже натерпелись достаточно; несколько человек из нашего отряда погибли от рук язычников и в катастрофах. Мне кажется, все это не соответствует тому, что мы читали в Откровениях Иоанна Богослова…

Продолжая улыбаться, Джонс поднял длинную тонкую руку, покрытую белым пушком.

— Я не знаю ответа на этот вопрос. Точно так же, как не знаю, почему за первой смертью следует вторая или почему не все язычники были убиты и почему им дана еще одна возможность жить и размножаться. Кстати, как это ни печально, язычниками могут оказаться ваши дети и внуки до двухсотпятидесятого колена, но все же это не продлится бесконечно. Не спрашивайте меня почему. Я знаю больше, чем вы, но не знаю всего. Я смирился и готов ждать до тех пор, пока не прояснятся все неопределенности, неясности и мнимые парадоксы. Вам также придется ждать. Если, конечно вас не убьют, набавив тем самым от необходимости бороться в течение целой тысячи лет.

— Так мы, как и раньше, зависим от капризов переменчивой фортуны! — воскликнул Кельвин. — Я думал…

— Ты думал, что для тебя все будет запрограммировано, определенно и просто, — улыбнулся Джонс. — Конечно, Господь всегда подходил к ведению дел в нашем мире статистически, за исключением некоторых событий и людей. В общем-то, все так и продолжится до второй смерти. Но после нее, друг мой, Он найдет особый, индивидуальный подход к каждой частице сущего в этом мире и к душам, населяющим определенные формы материи. В этом-то и проявится разница между миром таким, каким он был, и новым, устойчивым и неменяющимся миром, каким он станет после второй смерти. Господь и сейчас ведает информацией о судьбе и деяниях каждой малой частицы Вселенной. Но с наступлением грядущей неменяющейся эпохи Он начнет полностью контролировать всю материю и энергию, и ничто не будет эволюционировать или меняться.

Можно сказать, что до сегодняшнего момента и до окончания тысячелетия Господь соблюдает принцип неопределенности Хейнсберга. — Продолжая улыбаться, Джонс пристально оглядел присутствующих и продолжил: — Вообще-то я здесь по долгу службы. Я пришел, чтобы выполнить одно из моих многочисленных дел — забрать вашего коня, который необходим городу.

— А разве вы не можете создать других коней, а этого оставить нам? — спросила Анна. — Он послужит нам пищей.

— Вы найдете другую пищу, — ответил Джонс. — А предназначение этого жеребца — стать отцом сотни тысяч лошадей. Насколько я знаю, новое потомство у животных появится после второй смерти, когда тем из вас, кому повезет, будут даны новые тела. Наподобие моего.