Миры Филипа Фармера (том 17)

Два Сокола с удивлением обратил внимание, что мундир последнего защитника укрытия отличался от униформы нападавших только одним — двумя красными полосами на груди.

Потом нападавшие обогнули стену. Защитник замахнулся прикладом, на мгновение исчез из поля зрения пилота, потом появился вновь, держа над головой безжизненное тело перкунишанина, швырнул им в двоих оставшихся. Что произошло затем, Два Сокола не разобрал. Как-то так получилось, что человек с красными полосами одержал верх, но один из раненых, приподнявшись, выстрелил. Шлем слетел с головы защищавшегося, и тот упал.

Через несколько минут двое из выживших выволокли своего противника на открытое место. Раненый, вместо того чтобы помогать им, перевязывал плечо оторванным рукавом рубашки. Остальные подтащили тело врага к большому клену. Связав противника по рукам и ногам, они разули его, потом перекинули веревку через толстый сук и подтянули его тело вверх, пока босые ноги не закачались в восьми дюймах от земли. Пленник уже пришел в себя, но, несмотря на страшную боль в растянутых руках, лицо его оставалось совершенно бесстрастным. Даже когда перкунишане начали разводить под ним костер.

Два Сокола решил вмешаться. Не только потому, что восхищался выдержкой неизвестного солдата. Его очень интересовало, почему два отряда перкунишан сражаются между собой.

Он разъяснил остальным свой план, добавив, что пленник может сообщить что-нибудь важное. Его спутники согласились. Раскинувшись цепью, они осторожно поползли с холма вниз, в лощину. Прошло минут десять, прежде чем они приблизились к перкунишанам достаточно, чтобы Два Сокола мог расслышать их разговоры. Хотя он почти не владел языком, было ясно, что они проклинают пленника и насмехаются над ним.

Пламя разгорелось уже достаточно, чтобы облизывать пятки висящего, но тот, несмотря на страшную боль, молчал. Два Сокола решил не ждать больше — пленный был нужен ему здоровым. Он взял на мушку ближайшего солдата, поднял руку, подавая сигнал остальным, и резко опустил, нажимая на курок. Слитный залп бросил троих перкунишан на землю. Ни один из них больше не встал.

Два Сокола бросился к дереву, разбросал костер и срезал веревку, на которой болтался пленный. Двое блодландцев осторожно опустили его на землю.

Два Сокола вынул нож из ножен, но резать путы, державшие солдата, пока не стал. Тот выглядел слишком опасным. При росте больше шести с половиной футов он имел в плечах все три, а могучая мускулатура плеч и рук делала его похожим на гориллу. Лицо его было лицом индейца — широкое, скуластое, с орлиным носом, волосы — черными и прямыми. Но кожа оказалась светлее, чем можно было ожидать, а в карих глазах проблескивала зелень.

Один из блодландцев, Эльфред Херот, задал пленному несколько вопросов на перкунишанском.

— Он кинуккинук, — сообщил Херот, выслушав ответы.

Два Сокола кивнул. Этот алгонкинский народ жил на

территории земной Чехословакии. Уже больше ста лет их страна находилась под властью Перкуниши.

— Его зовут Квазинд, что значит «Сильный». Он служил в кинуккинукском отряде под командованием офицера-перкунишанина. Они дезертировали, решив перейти на сторону Хотинохсоних. Но их выследили и окружили на этой ферме. Остальное мы видели. Я объяснил ему, кто мы. Он хочет идти с нами. Он говорит и на языке хотинохсоних — его мать была рабыней из этого народа, но его отец отпустил ее на волю до его рождения, так что он не сын рабыни. Кинуккинук — гордый народ, хотя перкунишане не считают их за людей.

Два Сокола молча разрезал веревки на руках Квазинда. Великан встал на ноги, растирая запястья, чтобы восстановить кровообращение. Ноги его покраснели от ожогов, но волдырей не было.

Квазинд присел на труп перкунишанина, чтобы обуться. Два Сокола подал ему винтовку, патронташ и нож.

— Спасибо, — сказал великан на языке хотинохсоних.

— Идти сможешь?

— Смогу. Но если бы вы задержались...

Два Сокола отправил Херота привести Ильмику и больного блодландца. Трое перкунишан были еще живы, хотя и тяжело ранены. Квазинд и блодландцы тут же избавили их от мучений, перерезав глотки. Саблей погибшего офицера Квазинд отрубил мертвым перкунишанам головы, сложил пирамидкой и отошел полюбоваться этим произведением искусства.

О’Брайена стошнило. Два Сокола тоже ощутил дурноту

— Отрубая головы врагов, — пояснил Херот, — он не дает их душам отправиться в Миклимакинак — их рай.

— Очень интересно, — сухо заметил Два Сокола. — Надеюсь, у него нет больше столь же интересных обычаев.

Подошли Ильмика и Элсон. Девушка при виде пирамиды голов позеленела, но ничего не сказала.

Квазинд прочел над телами своих соотечественников молитву, потом расстегнул их мундиры. Над сердцем у каждого была вытатуирована свастика. Квазинд срезал татуировки, заново разжег затоптанный костер и бросил кусочки кожи в пламя.

— В этих татуировках содержатся души, — сказал Херот. — Если их сжечь, души отправятся в Миклимакинак. Но, если их захватят враги, их могут высушить или заспиртовать, и тогда души не смогут найти покоя.