Миры Филипа Фармера. Том 18. Одиссея Грина. Долгая тропа войны. Небесные киты Измаила

Услышав рассказ Нэймали, капитан посерел лицом, заплакал, стал причитать в голос и полоснул себя по груди каменным ножом. После этого он отдал себя в распоряжение Нэймали. Она расспросила его о запасах воды, продовольствия и шахамчица, крепкого спиртного напитка. Он заверил ее, что этого им хватит, чтобы добраться до Заларапамтры, хотя последнюю неделю придется подтянуть пояса. Они успели убить десять китов, запасли их мясо и выпарили воду из туш. В одном из них они нашли вришко. Очевидно, на китов охотились в основном ради этой штуки. Измаил не понял, что такое вришко, но постановил себе узнать при первой возможности.

Корабль поменял галс и пошел круто к ветру, стараясь держать курс в сторону города, который был на северо-западе.

Нэймали и Измаила отвели в капитанскую каюту. Она была в самом низу корабля, прямо под мостиком. Поскольку пол был прозрачным, Измаил беспрепятственно видел землю с высоты нескольких тысяч футов. При каждом его шаге обшивка прогибалась, и он почувствовал облегчение, когда сел на костяной стул, крепко приделанный к костяному же шпангоуту. Каюта была маленькой, и одной стены у нее не было — очевидно, жители Заларапамтры не слишком стремились к уединению. Там был многоугольный письменный стол из красноватой кости с небольшой столешницей, на которой капитан рассчитывал курс и заполнял судовой журнал. Сам журнал представлял собой большую книгу с тонкими, как будто пергаментными страницами, на которых синими чернилами были выведены крупные знаки. Знаки эти не принадлежали ни одному из известных Измаилу алфавитов.

Не успела Нэймали сесть, как кают-юнга подал обед, — они давно не ели пищи, приготовленной на плите. Китовое мясо обладало необычным, но приятным вкусом; уже знакомое Измаилу мясо тараканов было хорошо протушено и приправлено вкусным красно-коричневым соусом; были еще горки светло-голубых зерен, похожих на рисовые, политые темно-оранжевой подливой. Питье было разлито в сосуды из кожи: их надо было поднимать и почти опрокидывать, чтобы темно — зеленая огненная жидкость низвергалась в рот.

Очень скоро Измаил почувствовал себя комфортно, — можно сказать, почти счастливым человеком. Еще он обнаружил, что с капитаном он разговаривает не так свободно, как раньше с Нэймали, и решил, что в следующий раз урежет себе норму шахамчица.

На капитана и Нэймали спиртное, похоже, не действовало. Они продолжали глотать его большими порциями, хотя их большие зеленые глаза заблестели так, словно в их глубине зажглись огоньки. Теперь унесли тарелки и принесли еще кожухов с шахамчицем. Измаил заговорил с Нэймали, которая резко глянула на него. Капитан, похоже, рассердился, и тогда Нэймали неожиданно улыбнулась и объяснила, что Измаил не знаком с правилами этикета, но теперь, раз он находится на заларапамтранском судне, ему придется с ними познакомиться.

Тем не менее Измаила увел за собой юнга; поднявшись по нескольким трапам, он попал в маленькую каюту без одной стены, где ему предстояло спать. Он растянулся в своем гамаке, но заснул не сразу. Движение корабля не было плавным; беспорядочно кидало то вверх, то вниз. Измаил был рад избавиться от постоянного чувства легкой тошноты, порождаемого нескончаемыми колебаниями земли, но тряска в корабле была немногим лучше. Корабль встряхивало от каждого дуновения что сверху, что снизу. Казалось бы, такая махина могла бы идти вперед и более плавно, не становясь игрушкой воздушных потоков, как более мелкие летуны. Все же через некоторое время он попривык к тряске и уснул. Однако привыкнуть к прозрачной гибкости пола было сложнее.

На третий день запад потемнел от дождевых туч, которые он видел здесь впервые. Через час налетел ветер. Задувало сильно, но все же это не был ураган, и капитан приказал убрать большую часть парусов, пока шторм не набрал силу. При первом натиске ветра большой корабль развернулся на двадцать пять градусов и пошел дальше, кренясь на правый борт. Измаил принайтовил себя к балке, которая проходила сквозь все палубы, почти в трюме корабля. Так приказал капитан, хотя поначалу Измаил никак не мог понять, почему ему надо находиться именно в этом месте. По размышлении он пришел к выводу, что, раз он не был нужен в качестве рабочей силы, его поместили сюда для равновесия. По крайней мере, он смог быть полезным в качестве балласта.

Ветер усилился. Корабль продолжал идти круто к ветру, но его сносило к востоку от заданного курса. Ветер, теперь набравший почти ураганную силу, дул неравномерно. Подрыв следовал за порывом, словно это дуло из-за горизонта некое животное невообразимых размеров, останавливаясь, чтобы набрать в легкие воздух и опять с силой его выдохнуть. Потом полил дождь, где-то в облаках блеснула молния и ударил гром.