Миры Филипа Фармера. Том 23. Бесноватый гоблин. Последний дар времени

— В свое время парафиновый тест применялся, и не без успеха, Роберт, — сказал тот. — Но применялся он совсем по другому. Даже если бы у нас и был парафин, мы ничего не смогли бы добиться в этих условиях. Но дело не в этом. Я думаю, вор поверит, что мы способны его раскрыть.

Вдруг Дубхаб бросился бежать. Он миновал Гламуга, Таммаша и Ангрогрима. Короткие ноги охотника бешено мелькали, а лицо перекосилось от ужаса.

Рука Грибердсона шевельнулась, и в ней неожиданно оказался нож. Англичанин бросил его. Нож мелькнул в свете факелов и вонзился в спину дикаря.

Позднее Грибердсон говорил, что его не смутил такой исход дела. Он не хотел затевать процесс, который мог слишком болезненно отразиться на семье Дубхаба, да и не было причин заставлять человека страдать.

К тому же, если бы не удалось его поймать, он мог бы добраться до ружья и воспользоваться им.

Для остальных ученых потрясение было велико, но оно было бы еще больше, не имей они возможности привыкнуть к этому миру. В той эпохе, из которой они пришли, правосудие осуществлялось порой необычайно медленно.

Все, что можно было сделать для того, чтобы соблюсти права обвиняемых и обвинителей, делалось неукоснительно.

Более того, никто и нигде не подвергался наказанию за преступление шестидесятидневной давности. Да и заключение применялось лишь к социально опасным индивидуумам на время, которое требовалось для прохождения терапии.

Грибердсон, прервав общее молчание, сказал:

— Не думаю, что нам удастся разыскать ружье.

— А больше вы ни о чем не думаете? — крикнула Речел. — Боже мой, да вы только что закололи его, как скотину! У него не оставалось ни единого шанса на спасение. Вы судили, приговорили и покарали его за две секунды. Грибердсон не ответил. Он выдернул из трупа свой нож, вытер его, подошел к Таммашу и Гламугу и коротко переговорил с ними.

Ангрогрим отволок тело Дубхаба к его шатру и бросил в нескольких футах от входа. Амага, Абинал, Ламинак и Нелиска, бледные, с сухими глазами, некоторое время смотрели на труп, затем ушли в шатер и завесили полог.

К утру труп окоченел на морозе. Похороны заняли весь день. Дубхаб был погребен под кучей камней, и женщины громким плачем проводили его в загробный мир. То, что он совершил преступление, не имело значения, он был из племени и поэтому имел право на почести, положенные храброму воину и хорошему охотнику, каким он и был большую часть своей жизни. Когда похороны закончились, Грибердсон узнал, какие обязанности возложил на свои плечи убив Дубхаба. Теперь он отвечал за его семью и должен был обеспечивать ее едой. Отношение Абинала к англичанину не изменилось, но когда он вырастет, ему предстоит сделать выбор: простить Грибердсона или убить его. Он знал об этом, и все остальные знали, но пока об этом следовало забыть.

Амагу не беспокоило, кто будет о ней заботиться. Грибердсон обещал, что будет защищать ее и приносить мясо. Но жить с ней как муж он не станет.

Это заявление привело женщину в бешенство, поскольку совет решил, что Грибердсон должен во всем заменить ей Дубхаба. Грибердсон же ответил, что его это просто не интересует. Амага обо всем сообщила старейшинам, но впервые за всю историю племя не стало наказывать нарушителя обычая.

Женщина молча смирилась, но вскоре в ее голове возникла другая идея: может быть, Грибердсон предпочитает взять в подруги красивую и трудолюбивую Нелиску?

Грибердсон ответил, что подумает. Речел была потрясена подобным ответом. Драммонд ухмылялся, но молчал.

Нелиска была счастлива. Еще бы! Такой могущественный воин, полубог мог стать ее мужем.

Ламинак плакала и пряталась.

— Но ведь вам, Джон, — сказала Речел, — через несколько лет предстоит уйти. Вы что, так и бросите ее? Или хотите прихватить с собой в качестве образца? Это ведь жестоко. Ей никогда не привыкнуть к нашему миру. Она дитя племени и умрет, если расстанется со своим народом.

— Я сказал, что подумаю, — сказал Грибердсон. — Я не говорил, когда приму решение. Боюсь, что к тому времени, когда я осмелюсь сделать ей предложение, она будет уже замужем.

После этого Речел сказала Драммонду:

— Сомневаюсь, что когда-то смогу понять этого человека. Его мыслительные процессы протекают слишком глубоко. А может быть, они просто очень противоречивы. Иногда в нем проявляется нечто не совсем человеческое.

— Время заставляет человека оставаться человеком, — сказал Драммонд. — Но вечность способна выработать у него нечеловеческую сущность. Может быть, он не совсем человек, но мне не хочется обсуждать с тобой нелепое предположение, что кто-то там изобрел эликсир. Я не могу даже поверить в существование средства, дающего бессмертие. Тем более в девятнадцатом веке, в котором, по-твоему, родился Грибердсон. Неудачи с первыми машинами времени и барьер после 1870 года говорят лишь о том, что что-то было нарушено.

Этот разговор произошел сразу после того, как они пересекли полузамерзшую реку Гвадиану. Через четыре дня, когда путешественники разбили лагерь на южной стороне лесного массива, Драммонд напал на Грибердсона.