Миры Гарри Гаррисона. Том 12

— Для дикарки родом с края света неплохо, но твои слова не более интересны, чем если бы кошка заговорила. Слушай себя сама — а к мужчинам не приставай. Женщины ревнуют мужчин. Так и должно быть, потому что им самим не добиться любви от воина. Родить ребенка, в крови, выкормить его — это вы можете, для этого и предназначены. Такое в порядке вещей.

— Но не в этой земле, чужестранец, — прошипела она. — Быть может, так живут в тех странных краях, откуда ты родом. Для моего народа личность есть личность, мужчина ты или женщина, а женщины моей крови среди альбиев выше прочих. Мои люди умолкают, когда я говорю. Я приказываю — они повинуются. И мы сейчас в этой земле, а не на берегах твоего Нила, о котором ты тут всем рассказываешь… И Эсон тоже здесь, и ему нужна помощь. И вдвоем мы поможем ему больше, чем поодиночке, ненавидя друг друга. Мы могли бы…

— Ничего мы не могли бы. Я говорю тебе это и закрываю глаза. Когда я открою их, тебя не должно быть рядом со мной. Ты — самка: твое дело рожать щенков и выкармливать их молоком. Тебе подобает ходить на четвереньках вместе с коровами, а не говорить с мужчинами, пытаясь убедить их в том, что ты умеешь говорить.

И он действительно закрыл глаза на последнем слове — впрочем, один только прищурил — на случай, если она ударит его. Интебу уже приходилось иметь дело с женщинами. Найкери недолго посидела с ним рядом, а потом неторопливо поднялась и ушла. Интеб улыбнулся и, наверное, не открывал бы глаз, если бы внизу пастухи вдруг не разразились криками. Они подпрыгивали, пытаясь вскарабкаться на спины своих подопечных, чтобы лучше видеть, и показывали на горизонт. Со своего более высокого места на валу Интеб легко мог видеть далекое облачко пыли и темные точки, движущиеся по направлению к дану. Люди.

— Форус, — закричал он, постучав в соседнюю дверь. Изнутри донеслось недовольное ворчание. — Надевай панцирь. Сюда идут воины.

Он нащупал свой собственный доспех, торопливо надел его. За тонкой стеной раздавалось тяжелое дыхание и брань микенца. Топор йерния раздробил ему коленную чашечку, и теперь воин мучился от боли. Он да Интеб — вот и все войско до возвращения Эсона.

В панцирях и при оружии они ожидали наверху вала. Чтоб облегчить боль, Форус привалился к стене.

Вдали огоньком сверкнул бронзовый доспех. Интеб почувствовал, как заколотилось сердце. Неужели — атланты? Неужели войско Эсона разбито? И все они погибли? А теперь атланты пришли, чтобы добить оставшихся врагов. Дневная жара рождала в его голове кошмары, заставляла трепетать воздух, скрывая лица идущих. Прикрыв глаза, Форус удовлетворенно буркнул:

— Микенцы, — и опустился на землю, вытянув вперед ногу.

Убедившись в этом, и сам Интеб снял тяжелый доспех и отправился навстречу воинам.

Пришли только одни микенцы — возвратились немногие. Лица осунулись от усталости, из-за жары все шли без шлемов. Первым, как и положено, шагал Эсон, замыкал шествие Эйас, поддерживавший одного из раненых.

— Воины йерниев пришли? — коротко спросил Эсон, заметив Интеба.

— Вы первые.

Эсон кивнул и, не говоря ни слова, отправился дальше — прямо в собственные комнаты, где Найкери встречала его у двери. Ощутив острый укол ненависти, Интеб повернулся к Эйасу:

— Раненому помогут другие. Пойдем — я напою тебя новым перебродившим молоком.

— Клянусь великим рогатым быком, я не слышал еще речи приятнее, — надтреснутым голосом отозвался кулачный боец.

По покрытому пылью лицу кое-где стекали струйки пота. У входа в комнату Интеба он сбросил панцирь и вылил на голову целый кувшин воды. Потом единым духом выпил чашу перебродившего молока и, рухнув на ложе, устроенное возле стены, принялся потягивать молоко из второй чаши. Интеб опустился с ним рядом.

— Изрядная вышла драка, египтянин, — проговорил Эйас, — но без особой выгоды. Это как если в бою столкнулась пара равных бойцов. Много ударов, никаких ран, нет победителя. Вот будь у нас раза в два больше людей — наша взяла бы. Но на каждое следующее утро йерниев оставалось меньше, чем вечером ложилось спать у костров. Им же эти срубленные головы нужно принести в свои даны. И сокровища тоже. И так уже воевали слишком долго. Словом, на мечи атлантов им идти не хотелось. И когда дошло наконец до битвы, с нами осталось по горсточке воинов из каждой тевты. Они бежали, только завидев бронзовые мечи. Так что линию атлантов нам не удалось прорвать. Тогда мы укрылись в лесу. Когда они пошли вперед, мы ударили снова. Отогнали их назад. Никто не выиграл, никто не проиграл. Наконец Эсон это понял, и мы бросились сюда, чтобы успеть до возвращения воинов.

Голова Эйаса поникла, и кулачный боец уснул, не проснувшись даже, когда чаша выпала из его руки, залив ноги липким напитком. Глубоко задумавшись, Интеб глядел на равнину. Таким и нашел его на закате Эсон.

— Эйас мне все сказал, — проговорил Интеб, потягиваясь и разминая затекшие конечности.

— Атлантов было слишком много, и йернии бежали. Копь не нужна им, никто не хочет получить мечом в брюхо. Это не победа.