Миры Гарри Гаррисона. Том 21

Вспомнив об этом, они не без колебаний опустили в горшок глиняные чашки. Моргил пришел в полное расстройство, а потому пить не стал и лишь смотрел, как Ханат понюхал порро и отхлебнул. Потом задумчиво скорчил рожу — и расплылся в улыбке.

— Лучше еще не получалось! Как у мандукто, даже вкуснее.

Допив оставшееся в чашке, он вздохнул и удовлетворенно рыгнул. Моргил с довольной миной последовал его примеру. Последним зачерпнул Керрик и нерешительно пригубил.

— Не хуже, чем у саску, — согласился он. — Даже лучше — их порро в далекой долине, а это рядом — под боком.

Ответом ему было дружное бульканье.

После третьей порции Керрик обнаружил, что дурацкие шутки Ханата приводят его в восторг… или, может быть, они стали не такими глупыми? Действительно смешно! И он так хохотал, что расплескал четвертую чашку, и ее пришлось наполнять вновь. Моргил, выпивший столько, сколько Керрик с Ханатом вместе, уже лежал и храпел. Керрик выпил еще — и отставил чашку. Теперь только он понял, почему мандукто позволяли пить порро лишь по особым случаям. Ханат что-то бубнил себе под нос, громко смеялся над собственными шутками и даже не заметил, как Керрик поднялся на ослабевшие ноги и отправился домой. Снова пошел дождь, но это уже не беспокоило его.

Керрик медленно брел между беспорядочно разбросанными шатрами, наслаждаясь будничной суетой. Серые струи дыма поднимались из дымовых отверстий к небу, тая в таком же сером небе. Перекликались женщины, кто-то смеялся.

Неподалеку от стоянки вскопали небольшой луг, сняли дерн. Этим занимались только женщины — такой труд не для охотников. В землю высадили зерна харадиса, которые Малаген прихватила из долины. Женщинам нравились мягкие ткани из его волокна, и они не жалели сил. Охота была хорошей, птицы было в избытке. Можно было уделить время и харадису. Ткани, крепкие горшки, — приятно было видеть, что тану сумели перенять секреты саску.

Из шатра появился Херилак и окликнул проходившего мимо Керрика.

— Хороша ли была охота?

— А ты разве не ходил?

— К северу отсюда я заметил следы двух крупных мургу. И пошел по ним со стреляющей палкой.

— Она не болеет?

— Я слежу за ней, берегу, сытно кормлю. Так я убил обоих. А когда уходил, трупоеды уже сидели на тушах.

— Слишком сильный дождь для охоты. Я не принес ничего. А некоторым повезло. А стреляющие палки в порядке — я спрашивал.

Теперь этот страх был неразлучен с охотниками, они даже привыкли. Жива стреляющая палка — жив и охотник.

Керрик быстро повернулся — и, чтобы не упасть, ухватился за дерево. Херилак нахмурился.

— Ты заболел?

— Нет. Только выпил свежего порро.

— Понятно. Я тоже пробовал его. Эта парочка скоро пропадет, если не остановится.

— А в новом горшке — очень вкусное порро.

Охотников окликнул чей-то женский голос; они повернулись и увидели Меррис, которая протянула им что-то завернутое в листья. Под листьями обнаружились еще дымящиеся клубни.

— В костре испекла, — сказала она. — Я их вчера нарыла.

Разломив обугленную корочку, охотники поплевали на пальцы и стали есть сладкую мякоть. На их благодарность женщина одобрительно кивнула. Керрику такие отношения были все еще в новинку, хотя для тану это дело привычное. В саммаде так и живут, а для него такая жизнь была непривычной. Когда саммады жили вместе, как сейчас, и было вдоволь еды и питья, всегда было много разговоров и угощений. Это была жизнь, которой Керрик не знал в своем одиночестве, и он радовался ей.

Надо бы сходить к Надаске', он давно уже не бывал у иилане'. Эта мысль явилась сама собой. Зачем вспоминать о несчастном друге, когда вокруг так прекрасно? Почему бы не предаться наслаждению жизни?

Должно быть, он становится похожим на старого фракена, которому жаловаться было приятнее, чем наслаждаться. Нет, не так. Все-таки он привязался к самцу иилане' и слишком хорошо знал цену его одиночества.

Теперь ему так же одиноко среди тану, как некогда Керрику среди иилане1. Надо бы его навестить. Как-нибудь…

— Еще? — спросила Меррис.

— Да, конечно.

Он с жадностью набросился на еду, мысли о Надаске' сразу вылетели из головы. Хорошо жить в саммаде.

Пока живы стреляющие палки. Ах, эта маленькая подробность, источник вечного беспокойства.

Услыхав свое имя, Херилак обернулся, стряхивая с пальцев крошки. Перед ним стоял парень-без-имени, как всегда грустный.

— Алладжекс очень болен. Еле дышит. Боюсь, что он умирает.

Он уже научился скрывать свои чувства. Когда старик умрет, ему быть новым Фракеном, новым алладжексом. Конечно, он страстно желал этого, с нетерпением ожидая окончания поры учения и услужения, но лицо его не обнаруживало даже тени подобных мыслей.

— Он хочет говорить, нужно выслушать, — тихо сказала Меррис,

Она не испытывала особого доверия ни к самому Фракену, ни к его травяным отварам, ни к предсказаниям будущего. Но каждый знал, что слов важнее, чем перед смертью, уста тану не произносят. Когда рядом смерть ложь неуместна. В смерти человек видит многое, что сокрыто от глаз живых. Предсмертные слова ценили. И когда парень повернулся, все поспешили за ним.