Читаем Миры и антимиры Владимира Набокова полностью

Еще об одной детской игре в «Скрэбл» вспоминает Люсетта несколько лет спустя во время своего разговора с Ваном.{58} Люсетта младше и не такая способная, как ее брат и сестра-вундеркинды, и чтобы ускорить игру, Ван часто подсказывает ей, как ходить. Один из таких случаев и вспоминает Люсетта: «Ты, осмотрев мой желобок, окунул в него пальцы и начал быстро перебирать косточки, стоявшие в беспорядке, образуя что-то вроде ЛИКРОТ или РОТИКЛ… а когда ты закончил перестановку, она тоже чуть не кончила, si je puis le mettre comme ça[15] (канадийский французский), и вы оба повалились на черный ковер в приступе необъяснимого веселья, так что я в конце концов тихо соорудила РОТИК, оставшись при единственном своем жалком инициале» (СА 4, 365). Намеки в этом отрывке вздыблены, словно Адины гусеницы, хотя одни из них более очевидны, чем другие. Помимо встречающегося в начале желобка, в который окунали пальцы, «РОТИК» Люсетты может показаться вполне невинным, если бы не русское слово «КЛИТОР», которое притаилось в двуязычном вульгаризме «ЛИ(С)КРОТ» и его уменьшительном спутнике — «РОТИК-Л». Сомнения рассеиваются следующим ответом Вана: «a medically minded English Scrabbler, having two more letters to cope with, could make, foe example, STIRCOIL, a well-known sweat-gland stimulant, or CITROILS, which grooms use for rubbing fillies» (375) «…медицински образованному игроку в английский „Скрэбл“ потребовались бы еще две буквы, чтобы соорудить, допустим, STIRCOIL, известную смазку для потовых желез, или CITROILS, который конюшенные юноши втирают своим кобылкам» (СА4, 365). Здесь имеются многочисленные подсказки, как в двойном значении слов «grooms» и «fillies»[16], так и более тонким образом в словах «sweat-gland stimulant». Железы/«glands» (от латинского glans, glandis — «желудь» или «головка пениса»), стимулируемые здесь, — это glans clitoridis и glans penis, головка клитора и головка полового члена, которые становятся темой длинного ряда многоязычной игры слов (как анаграмматической, так и другой), которая пронизывает разговор Вана и Люсетты.

Ван и предвкушает посещение Люсетты, и боится его, так как он чувствует, что эта встреча раздует, как он выражается, «адское пламя».{59} Люсетта, поскольку она похожа на Аду, является для Вана объектом страстного сексуального желания. Люсетта входит в квартиру, ее алый рот приоткрывает язык и зубы, готовясь к приветственному объятию, которое, как она надеется, будет означать начало новой жизни для них обоих. Осмотрительный Ван изменяет направление ее приближающегося поцелуя, предостерегающе говоря ей: «В скулу». В ответ Люсетта произносит нечто непонятное, говоря «You prefer skeletki (little skeletons)» — «ты предпочитаешь сикелетики», и Ван прикасается легкими губами «к горячей, крепкой pommette своей единоутробной сестры» (СА 4, 353). Почему Ван предпочитает «маленькие скелеты»?{60} На одном уровне «skeletki-сикелетики» связаны с «костью» скулы, но, учитывая сексуальный мотив этой сцены, едва ли можно сомневаться в том, что «скелетки» — это анаграмма слова «СЕКЕЛЬ», русского вульгаризма, обозначающего головку клитора. «Pommette» — не только французское слово, имеющее значение «скула», но и «маленький шарообразный выступ, который встречается, например, на конце эфеса меча». Последний намек служит прообразом мотива целования крестика в следующем ниже диалоге.

Словесная игра продолжается. Когда Люсетта, нервничая, произносит фразу со слишком большим количеством шипящих, Ван резко упрекает ее за стилистический ляпсус, заявляя: «К чему нам эти змееныши?» (СА 4, 355). Люсетта отвечает: «Данный змееныш не вполне понимает, какой тон ему лучше избрать для беседы с доктором В. В. Сектором. Ты ничуть не переменился, мой бледный душка, разве что выглядишь без летнего Glanz привидением, которому не мешает побриться». К этому Ван мысленно добавляет: «И без летней Mädel», имея в виду Аду. Образ-икона В. В. Сектор комментариев не требует, но намек на Glanz не так очевиден. Семья Винов довольно свободно переходит с английского на русский и французский, но не на немецкий. Glanz, немецкое слово, обозначающее «блеск», намекает не на зимнюю бледность Вана, а на медицинский термин glans — именно так англоязычный читатель, не знающий немецкого, может произнести это слово.{61}

Перейти на страницу:

Похожие книги

Эволюция эстетических взглядов Варлама Шаламова и русский литературный процесс 1950 – 1970-х годов
Эволюция эстетических взглядов Варлама Шаламова и русский литературный процесс 1950 – 1970-х годов

Варлам Шаламов прожил долгую жизнь, в которой уместился почти весь ХX век: революция, бурная литературная жизнь двадцатых, годы страданий на Колыме, а после лагеря – оттепель, расцвет «Нового мира» и наступление застоя. Из сотен стихов, эссе, заметок, статей и воспоминаний складывается портрет столетия глазами писателя, создавшего одну из самых страшных книг русской литературы – «Колымские рассказы». Книга Ксении Филимоновой посвящена жизни Шаламова после лагеря, его литературным связям, мыслям о том, как писать «после позора Колымы» и работе над собственным методом, который он называл «новой прозой». Автор рассматривает почти тридцатилетний процесс эстетической эволюции В. Шаламова, стремясь преодолеть стереотипное представление о писателе и по-новому определить его место в литературном процессе 1950-1970‐х годов, активным участником которого он был. Ксения Филимонова – историк литературы, PhD.

Ксения Филимонова

Биографии и Мемуары / Критика / Документальное
Разгерметизация
Разгерметизация

В своё время в СССР можно было быть недовольным одним из двух:·  либо в принципе тем, что в стране строится коммунизм как общество, в котором нет места агрессивному паразитизму индивида на жизни и труде окружающих;·  либо тем, что в процессе осуществления этого идеала имеют место ошибки и он сопровождается разного рода злоупотреблениями как со стороны партийно-государственной власти, так и со стороны «простых граждан».В 1985 г. так называемую «перестройку» начали агрессивные паразиты, прикрывая свою политику словоблудием амбициозных дураков.То есть, «перестройку» начали те, кто был недоволен социализмом в принципе и желал закрыть перспективу коммунизма как общества, в котором не будет места агрессивному паразитизму их самих и их наследников. Когда эта подлая суть «перестройки» стала ощутима в конце 1980 х годов, то нашлись люди, не приемлющие дурную и лицемерную политику режима, олицетворяемого М.С.Горбачёвым. Они решили заняться политической самодеятельностью — на иных нравственно-этических основах выработать и провести в жизнь альтернативный политический курс, который выражал бы жизненные интересы как их самих, так и подавляющего большинства людей, живущих своим трудом на зарплату и более или менее нравственно готовых жить в обществе, в котором нет места паразитизму.В процессе этой деятельности возникла потребность провести ревизию того исторического мифа, который культивировал ЦК КПСС, опираясь на всю мощь Советского государства, а также и того якобы альтернативного официальному исторического мифа, который культивировали диссиденты того времени при поддержке из-за рубежа радиостанций «Голос Америки», «Свобода» и других государственных структур и самодеятельных общественных организаций, прямо или опосредованно подконтрольных ЦРУ и другим спецслужбам капиталистических государств.Ревизия исторических мифов была доведена этими людьми до кануна государственного переворота в России 7 ноября 1917 г., получившего название «Великая Октябрьская социалистическая революция».Материалы этой ревизии культовых исторических мифов были названы «Разгерметизация». Рукописи «Разгерметизации» были размножены на пишущей машинке и в ксерокопиях распространялись среди тех, кто проявил к ним интерес. Кроме того, они были адресно доведены до сведения аппарата ЦК КПСС и руководства КГБ СССР, тогдашних лидеров антигорбачевской оппозиции.

Внутренний Предиктор СССР

Публицистика / Критика / История / Политика