Миры Империума

Мой нынешний наряд состоял из кавалерийских бриджей узкого покроя, сшитых из тонкого серого габардина, белой льняной рубашки без воротника и манжет и застегнутой до подбородка ярко-синей форменной куртки. На ногах красовались короткие, лакированной кожи, аккуратно прошитые черные сапоги. Золотая кайма на синих лампасах бриджей перекликалась с тяжелыми петлями золотого шнура, покрывшими рукава от запястья до локтя. Драгоценные ножны тонкой шпаги с богато инкрустированной рукоятью крепились к черному кожаному ремню. Облачаясь в форму, я, к немалому своему изумлению, обнаружил полный набор моих военных наград и Серебряную звезду[7]. Королевский герб Швеции красовался на массивной прямоугольной пряжке ремня, а на полковничьих погонах горели серебром орлы Соединенных Штатов. Парадное обмундирование полностью соответствовало моему новому положению в обществе Империума.

Камердинер, сидя на корточках, поправлял пару серебряных шпор, а портные с булавками во рту колдовали над деталями синего с золотым подбоем плаща. Наблюдая в зеркало за их манипуляциями, я уже вознамерился отпустить пару едких замечаний на счет уместности выставки бижутерии на званом вечере, но, еще раз скользнув взглядом по своему отражению, умолк на полуслове. Глупо кривить душой, черт побери! Да у меня просто великолепный вид! Именно так и должен одеваться мужчина, отправляясь на бал.

Выходит, в свое время я очень верно поступил, не позволив себе распуститься и превратиться в вялую развалину, подобно многим служащим министерства иностранных дел, изнеженным и бледным из-за многочасового просиживания в кабинетах и участия в поздних тяжелых застольях, неизбежно сопровождающих отправление дипломатических обязанностей. Мои плечи сохранили ширину, спина — прямизну. Обзавестись брюшком я так и не успел, а потому новая парадная форма сидела на мне без малейшего изъяна. Спрашивается, какого черта мы там у себя завели привычку паковаться в бесформенные двубортные пиджаки мышиного цвета и типового покроя? Вот в каком наряде мужчина выглядит мужчиной.

— A y вас военная выправка, Бриан,— заметил Геринг. Он сидел в обитом парчой кресле посреди роскошных апартаментов, выделенных мне Рихтгофеном на его «скромной вилле».— У вас явно имеются природные задатки для нового поприща.

— Я б не стал особо рассчитывать на это, Герман. Его слова напомнили мне о другой стороне медали, о смертельно опасной роли, отведенной мне руководством Империума. Впрочем, не важно. С этим я разберусь потом. А сегодня мне предстоит неплохо развлечься.

Вечером мы ужинали на террасе, залитой медленно уползающим за горизонт северным солнцем. Отдавая должное фазаньему жаркому, Рихтгофен объяснял мне, насколько в Швеции важно обзавестись хоть каким-нибудь званием. Человек без звания, говорил он, в общественной жизни сталкивается с серьезными трудностями. Причем занимать высокое положение вовсе не обязательно. Просто шведам необходимо как-то обозначить статус того, к кому обращаешься: герр доктор, герр профессор, инженер, редактор. Мое воинское звание так же сильно облегчит мне вступление в мир Империума.

Поначалу происходящее казалось мне нелепым маскарадом, но, когда мы прикончили третью бутылку «Шато Нёф дю Пап» пятьдесят третьего года, все встало на свои места. Сегодня все собирались на бал, посвященный Дню империи. Высказав желание присоединиться к остальным, я не встретил никаких возражений. Раз меня доставили сюда, почему мне нельзя должным образом повеселиться? А повеселиться не терпелось. Что до мундира — сам король Швеции присвоил мне звание, не поставив никаких условий.

Вошел Винтер. В его руках я увидел загадочный предмет, похожий на хрустальный мяч с пушистым хвостом.

— Ваш головной убор, сэр,— церемонно произнес старший капитан.

Предмет оказался хромированным стальным шлемом с гребнем поверху. На гребне колыхался золотистый плюмаж.

— Боже,— вырвалось у меня.— А это уже не слишком?

Я взял шлем в руки и подивился неожиданной легкости. Тут подскочил портной, надел его на меня, протянул мне пару белых кожаных перчаток и испарился.

— Придется надеть их, сударь,— усмехнулся Винтер.— Ничего не попишешь, драгуны.

— Теперь вы укомплектованы полностью,— заключил Герман.— Настоящий шедевр.

Сам он успел облачиться в темно-серый мундир с черной отделкой и белыми знаками отличия. Грудь его украшал не громоздкий, но представительный набор орденов и нашивок.

— Герман,— доверительно сказал я,— видели бы вы себя при полном параде там, у нас. Батарея наград доходила досюда.— Я провел ладонью по колену.

Геринг ответил взрывом смеха.

Из покоев мы втроем спустились в кабинет на первом этаже. Винтер к тому времени также успел сменить белый китель на бледно-желтый с тяжелыми серебряными галунами. На его поясе я заметил кобуру с никелированным парабеллумом.

Вскоре к нам присоединился и Рихтгофен. Его наряд, походивший на фрачную пару, какую носили году эдак в тысяча восемьсот восьмидесятом, дополняли серебряные пуговицы и белый берет.